Выбрать главу

Несомненно, у человека есть также и тело: но исследование, ведомое по телесным и антропологическим данным, имеет заключительный и серьёзный характер лишь тогда, когда эти телесные данные могут иметь смысл как знак и симптом соответствующей внутренней реальности; что теперь, то есть после веков скрещивания, вовсе не происходит всегда. Только признавая это без уклончивости — следовательно, порывая с научным мифом, можно идти к народу — в хорошем смысле этого выражения — и мало–помалу готовить пробуждение расового и арийского самосознания. Потому что бесполезно скрывать то, что сегодня народ часто спрашивает себя, не стал ли еврей в итоге своего рода козлом отпущения ввиду очень частых случаев, в которых качества, которые наша доктрина приписывает еврею, со всей полнотой и бесстыдством проявляются среди «арийских» скупщиков, спекулянтов, дельцов, карьеристов и — почему нет? — даже публицистов, которые не колеблясь, в полемике обращаются к самым двусмысленным и бесчестным приёмам.

Добавим, что если сегодня много говорят о расе, то это означает её реальный упадок в Европе. Там, где раса действительно была жива и имела силу, о ней не говорили: было достаточно безошибочного инстинкта, который тихо подтверждал свою власть, не прописанную в нормах и законах. Научный расизм идёт по ложному пути, потому что он почти что хочет повторить попытку создания гомункулуса: он всерьёз считает (или, по крайней мере, хотел бы верить), чтобы расу, которой угрожает опасность, можно восстановить и спасти почти что лабораторными процессами на основе «точных» приобретенных знаний, почти как культивируют искусственные грибы, когда не хватает естественных. Неоспоримое и полное чувство расы и крови, о которой свидетельствовали древняя арийская цивилизация Востока, Спарта, древнеримская аристократия и некоторая часть той же европейской аристократии, не нуждалось в подобной ерунде: оно было твёрдым и без сциентистского алиби, которое, мы повторяем, может произвести впечатление только на простонародье и на провинциалов нашего буржуазного и интеллектуального мира. Наоборот, важно пробуждать чувство и достоинство расы непосредственно, в основном духовными способами. Биология, генетика, антропология, законы Менделя и всё прочее — это полезные, но подчинённые вещи; это дополнительные инструменты и источники знаний, которые нужно использовать cum grano salis, [35] всегда помня о потребностях высшего, этического и политического характера. Таким образом, интегральная, но прежде всего этическая и духовная концепция расы должна чётко определить эту пропорцию, и только во вторую очередь она может принять и инкорпорировать некоторые научные «знания» как вспомогательные элементы. И здесь никогда не будет слишком много оговорок, потому что, как было сказано, биология и антропология всегда несут с собой некоторые неуничтожимые недостатки своего происхождения — то есть, некоторые предпосылки материалистического и эволюционистского характера, несовместимые с требованиями любого действительного высшего чувства расы.

Действительно, такое чувство должно выветриться, если принять дисциплины, в которых, более или менее тайно, ещё продолжают серьёзно верить в происхождение человека от обезьяны и где при преобладающем моногенизме приходится обращаться к материалистическому детерминизму, то есть чудесам необъяснимых «научно» мутаций, чтобы «объяснить» различия видов и рас при предполагаемой однородной исходной субстанции. Если, коснувшись подобных научных предрассудков, вспомнить свидетельства всех древних народов относительно рас неживотного, но почти что «божественного» происхождения, то внезапно вы увидите, что вас обвиняют в антинаучном и… магическом сознании. Именно это обвинение выдвинул против нас Канелла (к какой простодушной аудитории он обращался, нам неизвестно) в своей типично бестолковой работе, где он хотел рассмотреть как раз «научность» расовой психологии…

Несмотря на идеологические деформации, свойственные их предпосылкам, некоторые результаты генетических и биологических исследований можно было бы использовать, но, как сказано, всегда с оговорками, всегда под контролем наднаучных принципов, являющихся последней инстанцией. Примером являются законы Менделя и их развитие в так называемый «высокий менделизм». Они истинны и приемлемы, но в то же время не всегда. Павесе очень уместно провёл различие между расой как «фактом» — то есть как натуралистическим автоматизмом, следствием закончившегося процесса — и расой как «становлением». Для первого аспекта расы эти законы максимально точны. Для второго, напротив, они таковыми больше не являются. Если мы не признаём это, то менделизм становится своего рода судьбой, и тогда будет можно иметь, например, дополнительный инструмент в антиеврейской кампании, демонстрируя недостаток любого законодательства, не принимающего в расчёт элемента наследственности, но в то же время мы будем парализованными перед задачами первого плана селективного и активного расизма. Действительно, мало что можно было бы сделать, если бы над расой как «становлением» (то есть над тем, что политически важно больше всего) господствовали те же законы, что и над уже произошедшим на протяжении веков смешением, являющимся роковым наследием, и если бы «доминантные» и «рецессивные» черты были должны остаться такими ad infinitum, [36] как в теле, так и в душе каждого. Но здесь не место рассматривать технические детали — мы принимаем в расчёт только центральный тезис. Защищающие исключительность научной точки зрения расисты, которые в качестве знаменитых предков могут похвастаться, что логично, только гориллой и питекантропом, должны убедиться, чтобы у нас в Италии не советский режим и не времена якобинского Просвещения, где эпитет «духовный», добавленный к «расизму», мог бы означать позор и дискредитацию. Естественно, мы хотим пояснить, что дух для нас не означает ни философские мудрствования, ни «теософию», ни мистически–набожный эскапизм, а просто то, что в лучшие времена благородные люди всегда понимали под расой: то есть прямоту, внутреннее единство, характер, достоинство, мужественность, непосредственное ощущение всех ценностей, которые лежат в основе всякого человеческого величия, и, как вышестоящие, господствуют над планом всякой конъюнктурной и материальной реальности. 

вернуться

[35]

С известной долей скептицизма, дословно «с крупицей соли» (лат.) —прим. перев.

вернуться

[36]

Бесконечно (лат.) — прим. перев.