Говоря по правде, здесь, несмотря на встревоженные знаки, что подавал мне друг Паволини, я позволил себе прервать Муссолини, сказав: «Обратите внимание, дуче, что мыслителей, философов и артистов в современном смысле Платон выслал бы из своего государства. Именно знающих — sophoi — Платон видел на высшем уровне своего идеального государства, но не ‘интеллигентов’, представляющих из себя совсем другую вещь».
«Ну хорошо, значит, мы говорим о знающих», — сказал, улыбаясь, Муссолини.
В то время как раса обычно считается твёрдым, натуралистическим и фатальным фактом, в своей книге я поддержал динамическую концепцию: могут формироваться новые расы, а другие расы могут мутировать или исчезать из–за последствий внутренних, духовных факторов, или же того, что я назвал «внутренней расой». В качестве примера я указал на тот же еврейский, не производный из чистой исходной расы, но вылепленный тысячелетней традицией тип; и сегодня тип yankee уже имеет довольно однообразные черты, характеризуя невероятную этническую смесь, появившуюся под влиянием данной формы цивилизации или псевдоцивилизации США. Муссолини в нашей беседе безоговорочно принял эту идею как основу «активного расизма», идущего навстречу формирующим задачам, соответствующим высшим устремлениям фашизма. Идеал был таков: действие внутренних факторов, усердной дисциплины и высокого идеального напряжения постепенно должно сформировать из разнородного вещества итальянского народа и стабилизировать новый тип элиты, «расу фашистского человека». Дуче сказал мне, что убеждён в основательности, которой могут достигнуть процессы этого рода; он указал, что сам был поражён, не один раз столкнувшись среди молодёжи дивизии Littorio и чернорубашечников с новым типом — не только в смысле поведения, но даже в смысле физических, телесных черт, почти как результат стихийного эффекта отбора и формирования в том смысле, о котором я говорил. Это начинание, к сожалению, было уничтожено. С падением Италии не новой сверхрасе, но низшей расе нашего народа было суждено выйти на поверхность и определить славу «освобождения» и «Второго Рисорджименто» [39] .
Политический и духовный расизм должен обладать «мифом», то есть идеей–силой, способной кристаллизовать энергию данной коллективной среды. Таковой является как раз идея высшей расы. Известно, что в этом отношении она давно присутствует в арийском мифе; впрочем, понятый правильно, это гораздо больше, чем «миф». Действительно, не только расисты признали, что древняя цивилизация Индии, Ирана, Греции, Рима, а затем и германская, произошли от единого расового корня или первоначальной доисторической сверхрасы, названной «арийской» — таким же образом, как и соответствующие языки, религии, концепции права и так далее указывают на общие корни. Естественно, немецкий расизм попытался повернуть вещи pro domo sua, [40] считая северогерманские племена прямыми наследниками первоначальной чистой «арийской» расы и помещая нордически–арийскую идею в центр политического действия и национал–социалистического мировоззрения. Но такая монопольная претензия лишена всякой серьёзной основы. Исходя из тех же предпосылок, я представил римско–арийскую идею в качестве центрального ориентира фашистского расизма: она относится к тем силам, которые, выделившись из общего арийского корня, придали облик первоначальному и мужественному Риму. Римско–арийская идея, параллельная нордически–арийской идее, сохраняет свою автономию и своё собственное достоинство; она может гарантировать обе эти вещи в нашем движении, отдаляя подозрение, что она следует за национал–социалистическими концепциями. Всё же она не теряет отношения к ним, наоборот, преодолевая их во имя связи с ценностями и элементами стиля более великой и универсальной традиции.