— Ну, воняет и воняет… — произнес он, уткнувшись лицом в подушку, — чего бубнишь…
— Посмотрел бы ты на себя со стороны, Авель. Потомок великого рода белых драконов живет в развалинах, жрет пойманных крыс да птиц и спит под грязной простыней на софе с клопами. Молодые драконы берут с тебя пример, поэтому не удивляйся их безделью. Если они не играют в море, значит, они спят. Если не спят, значит, играют в море.
— Разве… — вновь широко зевнул Авель, — разве это плохо? Пусть живут беззаботно.
— Всю жизнь провести как изгои — вот, что плохо.
— Скажи мне, Моф, где сейчас наши предки, что вечно боролись за своё место?
Крепкий мужчина с взъерошенными изумрудными волосами лишь промолчал, с силой стиснув зубы. Должно быть, впервые за все время он подумал о том, что не может сказать «они в могилах», поскольку никто огромных драконов не хоронил. Их расчленяли и безжалостно использовали так, словно бы живые и заслуживающие уважения существа были простым расходным материалом.
— В ином мире, — ответил Моферон уклончиво, усаживаясь на пол. — Но неужели мы не можем ничего сделать?
Оторвав лицо от подушки, белый дракон бросил на друга долгий взгляд удивительно чистых серо-голубых глаз, обрамленных в раскосом вырезе черным рядом длинных ресниц. Сапфировая серьга, запутавшись в светлых прядях, чуть сверкала в лучах проникающего в замок солнца, нежась под которым Авель проводил большую часть своего вечно свободного времени.
— Можем. Но этим вновь поставим свою расу под угрозу исчезновения. Я понимаю тебя, Моф, но взгляни вокруг — нас осталось не больше двадцати.
— Почему бы нам не начать красть женщин? Если род прервется…
— Женщины других рас не виноваты в том, что нас почти истребили.
— Вот поэтому при жизни прошлый глава не желал передавать тебе полномочия, — усмехнулся зеленовласый дракон. — Настоящий правитель сделает все для своего народа. Даже, если придется пойти по головам других.
— В таком случае выйдет колесо сансары, мой друг. Один народ, считая себя правым, будет использовать другой. А после второй народ, обозлившись, будет считать себя правым, неся кару обидчику.
— Так-то оно так, но…
— У нас есть драконицы. И они уже выбрали себе мужей. Пусть все идет своим чередом…
Моф промолчал, посчитав уместным не начинать щепетильную тему продолжения рода белого дракона, что, будучи известным упрямцем, избегал разговоров о женитьбе. Словно бы прочитав мысли друга, Авель не сдержал тяжелого вдоха, усевшись на софе и запустив руку в копну спутанных волос. Ему и самому не нравилось это место, не нравилось вынужденное положение, что низвергало величественную расу в слои потерявших самих себя бедняков. Но он привык…Привык к воцарившемуся спокойствию и к жизни, лишенной постоянных смертей.
— Хорошо. Чью кровь ты учуял?
— Не знаю…
— Разве такое возможно с твоим-то обонянием?
— Видимо, да. Кровью пахнет очень сильно, но настолько неприятно, что тошнит. Ты и сам учуешь её, если спустишься к лесу.
— Это значит лишь то, что кровь этого существа нам незнакома. Полагаю, это кто-то из малочисленных рас…Они ведь населяют это место с тех самых пор, как заключили с нами союз.
— Да, но они сами взволнованы. Две дриады рассказали об отряде нагов, что разбили лагерь у озера. Кровью тянет из одного шатра, войти в который невозможно.
— Если это наги, мы не будем вмешиваться, — неожиданно строго произнес дракон, вставая на ноги и поправляя съехавший с плеч халат. — Больше не говори мне об этом.
— Но, — Моф хитро сощурил глаза, незримо доставая из-за пазухи подготовленный козырь, — что, если тот мантикора, тело которого прибило к берегу, связан с этим происшествием? Все-таки слишком много событий за минувшие дни, не находишь?
— Хитрый плут! Вот же ж…Мантикора ещё не пришел в себя?
— Нет.
Прикусив ноготь, Авель выглянул из окна, устремляя взор в сторону леса, рядом с которым стояли хижины великанов. Рядом с ними, подбирая что-то с земли, ходили дриады, а чуть позади, ближе к обрыву, стояли минотавры, переминаясь с копыта на копыто. Будет ли все также мирно, если он примет решение вмешаться?
— Хорошо. Мы посмотрим, что в этом шатре.
— Отлично! — воскликнул Моф, не скрывая радости.
— Пойдем под покровом ночи. Подготовь заклинание, скрывающее ауру, и попроси дриад о помощи в маскировке.
— Все сделаю в лучшем виде!
— И Моф…
— Да?
— Больше никому ни слова.
Корчась от боли во всем теле, Йоргаф вздрогнул, когда мягкая трава пощекотала ему щеку. Распахнув глаза, он уставился на безупречное ночное небо с круглой яркой луной, но тут же положил на лицо руку, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы. Рядом с ним прямо на земле стояла предусмотрительно наполненная свежей водой чаша, и дующий к утесу ветер раздувал на гладкой поверхности дорожки из ряби, кажущейся Йоргафу настоящей кровью. Сознание играло с ним злую шутку, и, не поднимаясь более на локтях, он недвижно лежал на траве, пытаясь тщетно выровнять дыхание. Попавшая в рот морская вода оставила на языке соленый привкус, не смывающийся водой пресной, и, пытаясь найти пальцами рану на животе, мантикора лишь нащупывал бинты, пропитанные чем-то вязким и едко пахнущим.
В мелькающих перед глазами пятнах он угадывал фигуры, оставшиеся там, позади, где жизни места нет. Сделав имя Горгоны предзнаменованием конца света, наги собрали в погоню огромную армию, половина из которой уверенно свернула на юг за Флоки. Собиралась ли Императрица убить своего сына в пылу битвы или же во всем крылся иной смысл, но Йоргаф поспешил на помощь, как того требовал обговоренный план. Сражение было жестоким и беспощадным — он лично прокусил шеи пятнадцати воинам, а пятидесяти и вовсе пробил жалом грудь. Сотни нагов погибли от разрушительной магии принца, не поскупившегося на заклинания с мощной взрывной волной, но даже так вдвоем отбиваться от нескольких тысяч было невозможно. Кровь, органы, скользящие под ногами, крики — все это до сих пор стояло перед глазами и звучало в ушах.
Их спасло настоящее чудо — ведь иначе охарактеризовать случившееся было попросту невозможно. Призрачная восьмилетняя девочка с очаровательной улыбкой и двумя длинными косичками, растворилась на поле боя, превратившись в огромную многоуровневую пентаграмму, оказавшуюся телепортационным мостом. Их выбросило в темной пещере прямо на израненного Рэнгволда, все лицо которого было в крови, и, истощенный, он вскоре потерял сознание на долгие три дня. Из-за постоянного расхода магии и тревоги за Сильвию, так и не появившуюся в пещере, Флоки потратил все жизненные силы, и впал в кому, стоило магии огня закрыть смертельные раны воина, забравшего пять сотен жизней преследователей.
Оставшись наедине с двумя чуть дышащими напарниками, Йоргаф второй раз в жизни почувствовал настоящее отчаяние, поскольку не обладал ни магией, ни знаниями об оказании должной медицинской помощи. Тогда, в мгновение, когда тело Флоки покрылось липким потом, а сам он стал белее снега, в пещере возникла иная призрачная дева с длинными волнистыми волосами, достигающими самых пят. Прикоснувшись к двум воинам без сознания, она ласково улыбнулась мантикоре, сев рядом на камне.
— Осталось ещё четыре, — произнесла она вкрадчиво, так и не объяснив значение названной цифры.
— К-кто вы? — неуверенно произнес мужчина, очевидно, считая происходящее иллюзией, но девушка склонила набок голову, не скрывая усмешки.
— Не упокоенная Горгона, полагаю.
— Не упокоенная…Постойте! А Сильвия? Она в другом месте?
— У нас у всех ограниченный запас магии, а Неравия, к тому же, маленькая Горгона. Она смогла вытащить из битвы этого мужчину, — с этими словами девушка чуть кивнула в сторону Рэнгволда, — и вас, поскольку вы были вместе с принцем в одном месте. На Сильвию в тот момент уже было наложено сковывающее заклинание, а с ним телепорт провести невозможно.