— Вы можете её вытащить?
— Нет. Я уже отдала свои силы всем вам и скоро исчезну.
— А Лагерта? А Сиггрид? Они добрались?
Горгона отрицательно мотнула головой, и мрачная тень легла на её светлый лик, погрузив в печаль.
— Лагерта, раненая и преследуемая врагами, прячется в лесу. А Сиггрид…
— Что с ней?
— Сиггрид страдает за всех нас.
Коснувшись и его самого, Горгона тотчас стала полупрозрачной. Красивые черты её лица медленно сливались во что-то неразборчивое, покуда вовсе не стали пятном.
— В лесу много нагов. Не спешите выбираться из этого места — здесь вас не найдут. Нужно отдохнуть, иначе тела и души не справятся с возложенной на них задачей.
— Если Сиггрид… — произнес он, не скрывая дрожи, — если ей сейчас больно…Пусть ей тоже помогут. Пусть…
— Сковывающее заклинание, — прервала его дева, — с нашими силами невозможно ни унести её, ни излечить, покуда чужая магия не исчезнет.
Собираясь было сказать что-то ещё, Горгона растворилась в воздухе, обдав мантикору холодным воздухом. Но слова её, замерев в пещере, проникли в уставший разум, стиснув горло и вызвав слезы.
До крови прикусив губу, Йоргаф смотрел на камень, где ещё недавно сидела девушка, что излечив соратников, все же принесла с собой ни с чем несравнимую ауру смерти. Даже разжигая в пещере огонь, даже вытирая грязными тряпками запекшуюся кровь, мужчина вновь и вновь невольно воспроизводил в голове слова, которые не смог бы сказать Флоки даже будь тот в сознании. Слова, что жестоко трясли тело, опуская геройство на реальную землю горечи. Слова, что напомнили Йоргафу простую истину: все они внезапно смертны. Слова, благодаря которым он узнал, что прошедшим днем первую принцессу Империи Сильвию Зейран прилюдно казнили на площади за предательство…
Глава 27
В ночном лесу блаженна тишь,
Так почему же ты не спишь?
Боишься уханья совы
И тени вьющейся лозы?
Ты ночью истязаешь ум,
А днем вкушаешь громкий шум.
— Господин Авель! Господин Авель! — в один голос зашептали дриады, суетливо кружась вокруг дракона, шествующего по тропе так, словно бы разведка было сродни ночной прогулке. — Вы такой благородный, такой удивительный!
— Да, я знаю.
— Сильнейший из живущих драконов!
Резко остановившись на месте, Авель негромко прокашлялся в кулак, бросая на вездесущих миниатюрных девушек строгий взгляд. Последние слова посреди полотна приевшихся заискивающих комплиментов показались раздражающей вспышкой, невольно указывающей на очевидную слабость, сокрытую прежде в темноте. Он действительно был сильнейшим, но даже рядом не стоял с теми, кого поглотила война. Десятилетия, проведенные в безделье, не лишили его прежних сил и магии, но отобрали возможность развития, которой пользовались все драконы прошлых поколений, вступая в одно сражение за другим. Он не жалел об этом, поскольку не смог бы утаить от нагов свое стремление к силе, чем вызвал бы лишнюю злобу, однако, никогда не забывал, не смея убивать надежду.
— Заткнитесь, мушки. Такие же прилипчивые, как комары, — злобно прошипел Моферон, грозно топнув ногой навстречу девушкам — этого хватило, чтобы дриады испуганно шарахнулись в сторону. — Ваша задача помогать магией, а не болтать без умолку.
— Простите, господин Моферон! Простите! — вновь затараторили они вместе, но тут же замолчали, стоило дракону сверкнуть светлыми глазами.
Затянув потуже пояс на халате, в котором правитель вольготно блуждал как по замку, так и по лесу, Авель уверенно шагнул в сторону густой заросли, едва впереди забрезжил свет. Это была темная ночь, затянутая тучами, и луна, обещающая быть светлой и круглой, не бросала на землю свои бледные лучи. Мягкая листва приятно касалась кожи, и драконы продвигались вперед, не боясь быть услышанными, — магия дриад превращала создаваемый ими шум в мелодию леса, а заклинание Мофа скрывало мощную ауру, делая из незваных гостей неуловимых призраков, поддавшихся любопытству.
Моферон был прав, и лес, прежде тихий и благоухающий, был пропитан кровью, пахнущей столь нестерпимо, что, чем ближе Авель подбирался к лагерю, тем сильнее накатывала на него тошнота. Перепуганные внезапной вылазкой дриады покорно шли чуть позади, прикладывая к носам бутоны распускающихся ночью цветов, но даже так сильный аромат не перебивал ужасную вонь, и вскоре они остановились, отчаянно мотая головами. Совсем близко промелькнули ткани шатров. Моф вытянул в сторону руку, призывая остановиться.
— Как тяжело… — произнес он тихо, но одна из дриад предусмотрительно превратила этот звук в шелест. — Атмосфера ненависти, боли и отчаяния…Последний раз я чувствовал подобное на войне.
— Если наги не чувствуют этого, значит, они сами под воздействием заклинания.
— Наверняка. Кто вообще в здравом уме сможет находиться в подобном месте две, черт его, недели?
— Ты можешь определить из какого шатра исходит эта вонь?
— Слишком сильный запах, и он пропитал все это место. Не могу выделить. Быть может, если подойти ближе…
Авель обернулся назад, кивком приказывая дриадам подойти ближе. Нервно сглотнув, девушки на носочках подскочили к дракону, не скрывая ни испуганных лиц, ни дрожи, покрывшей их оголенные руки и ноги.
— Страшно, Господин! — затараторила одна.
— Сильный запах, сильные чувства, — вторила другая.
— Злоба!
— Мольба!
— Я вам когда ещё сказал заткнуться? Выполняйте приказ, — вновь прорычал Моф, и две девушки тут же прижались друг к другу, обнаружив в стоящем рядом мужчине угрозу куда большую, нежели нечто-то неизведанное со стороны шатра. — Полное заклинание маскировки. Быстро.
— Слушаемся!
Большая тень с деревьев аккуратно легла на две мужские фигуры, тут же сокрыв их из виду. Обменявшись взглядом с Мофом, Авель выскользнул из листвы прямо к страже, охраняющей вход в одну из палаток. Двое нагов, попеременно широко зевая, рассматривали наконечники копий, не обращая никакого внимания на странно дрожащее пламя. Поводя рукой прямо у них перед глазами и не дождавшись никакой ответной реакции, дракон махнул рукой своему напарнику, а после медленно двинулся вдоль одинакового ряда шатров, пытаясь рассуждать логически.
Аура этого места походила на ту, что обыденно украшает поле боя и площадь для публичной казни. И, если сражения в подобном месте быть не могло в виду наблюдательности вездесущих дриад, то устраивать плахи да виселицы в глуши леса нагам и вовсе было незачем. Этот лагерь не был примечательным, и воины, готовящиеся ко сну, пускай и таили в душе беспокойство, все же выглядели невозмутимо, разговаривая на обыденные темы, лишенные военных терминов. Объединяло их лишь одно. То единственное, что пропитывало каждый клочок земли и каждую травинку, примятую тяжелым сапогом. Ненависть. Ненависть столь искренняя и беспрекословная, что гуляя между шатрами, Авель физически ощущал её кожей, но, оборачиваясь, видел лишь Мофа, держащегося чуть поодаль. Так может ли быть, что отряд этот послан к Каменному Дворцу? Нет никого более, кого бы наги ненавидели сильнее, чем драконов.
Подойдя к центру лагеря, Авель остановился. Чье-то отчаяние, метнувшееся стрелой к его груди, напомнило о последних муках драконов, коих разделывали до того, как они окончательно умирали. Моф, почувствовавший, очевидно, то же самое, на полусогнутых ногах подошел к перепачканному кровью шатру, вокруг которого, не дремля, стояли шестеро нагов. Ткань раздвинулась, и из темноты вместе с вонью и аурой увядающей жизни вышел воин, потряхивая черным мешком. Из него, просачиваясь, капала жутко пахнущая кровь.
— Живучая тварь, — сказал он насмешливо, не решаясь более заглянуть внутрь, — мне уже и поднадоело этим заниматься.
— То-то тебя называть Мясником стали, — ответил ему один из стражей, и другие тут же загоготали, — талантливо туши разделываешь. Что на этот раз?