Айварс и Волред были рады встретить сестричку, что порадовала нянечек глубоким сном и покорным нравом. Даже крик её был тихим и таким жалобным, что мы подрывались с кровати не от внезапности звука, а от его интонации — просящей и давящей на сердце. Сильвия рано поползла и рано научилась говорить, хотя, быть может, дело было в том, что, воспитывая мальчиков, я позабыла о том, что девочки развиваются быстрее. Расчесывая прекрасные красные волосы, я невольно улыбалась, когда дочка внезапно разворачивалась, опуская маленькую голову мне на колени. Её любовь, как и любовь Флоки, была очень нежной, такой согревающей, что сравнить её было не с чем.
Когда ей исполнилось четыре года, Волреду было уже восемь, а Айварсу — четырнадцать. Пускай их интересы были совершенно разными, я была счастлива наблюдать, как все они играли вместе. Первый принц, превратившись в угловатого подростка, стал упражняться в фехтовании и верховой езде, однако, магия привлекала его куда сильнее, тогда как Волред был тем самым мальчишкой, что так любил бегать по двору с деревянным мечом. Я давала им возможность заниматься тем, что было им по душе, не желая отнимать у своих малышей детство, а потому все необходимые наследникам знания им давали постепенно, чтобы не нагружать. В первую очередь, я хотела сделать их счастливыми. Хотела даровать им беззаботное детство без лишений.
Летом к нам вновь приехал Вестмар, и, с нетерпением ожидая встречи, я с трудом сдержала волнение, увидев в замке статного взрослого мужчину. Король сильно изменился за это время, и, пока Айварс радовался встрече, я боролась со страхом. Страхом перед скоротечностью времени. Вестмару был отведен всего лишь один век, и, касаясь пальцами его короткой бороды, я впервые подумала о том, что он покинет меня рано. Будто бы прочитав тогда эти мысли, король перехватил мою руку, оставив на запястье поцелуй. Я бы с удовольствием даровала ему года из долгих отведенных горгоне лет, но не было той магии, что сумела бы свершить подобный перенос. Наслаждаясь спокойной размеренной жизнью, я вдруг неожиданно встала перед ужаснейшим очевидным фактом потери.
В тот день я мыслила эгоистично. Мной вдруг овладело желание оставить как можно больше памяти о том, кто перевернул и спас мою жизнь. Кто любил, несмотря на мою «дьявольскую» сущность. Он обещал остаться со мной, когда передаст трон своему сыну, да только я знала, что случится это, когда седина тронет златые виски. Он покинет меня, держа за руку, оставив о себе лишь воспоминания да надгробие под раскидистым древом. Быть может, я поступила неверно. Быть может, я шла на поводу собственных страхов и желаний, но я не чувствовала сомнений, когда оставляла на чужих губах страстный поцелуй. Не чувствовала необходимости или же облегчения. Лишь желание.
Он чувствовал то же самое.
Как тогда. В храме. Прохладной летней ночью, пахнущей вином.
Возможно, мы оба решили создать новое вечное воспоминание.
Айварс был счастлив узнать, что я беременна от Вестмара. Он любил Волреда, любил и Сильвию, но не мог скрыть широкой улыбки, целуя все округляющийся живот. С этим ребенком он уже чувствовал особенную связь, и честно признался мне, что и мечтать не смел о единокровном брате или сестре. Он завидовал Волреду и Сильвии, что видели своих отцов каждый день, и появление на свет нового потомка короля Солэя будто бы замещало эту потерю.
К сожалению, Вестмар не смог прибыть к родам.
О рождении дочери он узнал лишь в письме, как узнал и о том, что я даровала ей имя Вестерия.
Авель смог надеть на мой палец кольцо, едва второй принцессе исполнилось три года. Мы порядком задержались со свадьбой из-за внезапно навалившихся проблем в виде вспыхнувшей в южном городке заразой, и наядам потребовалось время, чтобы вылечить всех тех, кого в срочном порядке отправили в карантин. Нам удалось избежать распространения заболевания, но урожай грозился получиться скудным, а потому все то время мы налаживали торговлю, что стала возможной, благодаря длительным дружественным отношениям с некоторыми из стран.
Свадьба вышла пышной, настолько громкой, что из-за пьяных разбушевавшихся драконов на границе образовался настоящий кратер, о возникновении которого долгое время ходили самые разнообразные слухи. Мы с Авелем провели церемонию так, как того требовали правила драконьего племени, а потому к алтарю мой третий муж шел во всей своей серебряной чешуевидной красе, держа крылья сложенными во избежание ненужных разрушений. Признаться честно, выходить замуж в третий раз было неловко, ведь, чувствуя себя моложавой невестой, я уже имела двух мужей, а то и трех, и четырех детей, старшему из которых недавно исполнилось восемнадцать. Авель же моего смущения не разделял, и чувствовал себя уверенным, счастливым виновником торжества, что то и дело подхватывал меня на руки, не позволяя ходить по ступеням. Эту свадьбу он и другие драконы ждали очень долго, а потому выпили столь много, что как таковой первой брачной ночи у меня не было.
Все же Авель был прекрасным мужем и рассудительным правителем, хитрым и открытым миру. Выбравшись из оков страха и поведя за собой всю выжившую расу, он поклялся наполнить всю оставшуюся жизнь насыщенными красками, вдохновляя собой не только других драконов, но и всех вокруг. У него была прекрасная интуиция, и многими своевременными действиями, предотвратившими худшее, я была обязана именно Авелю, благодаря которому наша экономика расцветала. Он умел организовать монстров, всецело пользовался врожденным красноречием, но вместе тем удивительным образом планировал все свое время, в обязательном порядке даруя вечерние часы мне. Дракон был ласков ко всем наследникам, с уважением относился к Рэнгволду и Флоки, но не пренебрегал наглостью, с которой вне поставленной очереди вторгался в мои покои. Он хотел увидеть и своих деток. Я же отказать в этой прекрасной просьбе не могла.
Однажды он напомнил мне о моих же словах, когда я сказала ему, что тот непременно встретит в этой жизни свою любовь. Он долго смеялся над ними, признавшись, что именно в тот момент и подумал, не сидит ли эта самая любовь сейчас прямо перед ним. Именно с Авелем я ходила на Каменный луг, чтобы предаться воспоминаниям или подумать о будущем, ведь он был единственным, кто мог понять, зачем я туда хожу. Однако долго там пребывать не позволял и он, аккуратно, но уверенно подталкивая меня прочь с поля.
В вопросах этикета Авель оказался необычайно скрупулезен. Воспитанный для того, чтобы править, он спокойно относился к новому титулу, считая его почти привычным. Он любил дисциплину, но сам же порой её нарушал, и казался многогранной личностью, наделенной яркими достоинствами и не лишенной недостатков. Свою любовь Авель демонстрировал изощренно, то выкладывая цветами под окнами огромное сердце, то заваливая мой кабинет теми сладостями, которые всегда были мне по душе. Оказавшись самым настоящим романтиком, он даже пробовал писать стихи, покуда их не засмеял Моферон. Я же эти стихи сберегла. Пускай они были нескладными, я чувствовала исходящую от них любовь.
Жадность и ненасытность Авеля привели к тому, что морозным ясным днем я разродилась двойней. К моему удивлению, на свет родились горгоны, способные принимать облик драконов, что они и продемонстрировали сразу после рождения. К сожалению, роды прошли тяжело. Я сильно ослабла и вскоре тяжело заболела, пребывая дни напролет в полудреме. Я не могла успокоить Авеля, сидящего у постели с лицом белее снега, не могла утешить Флоки, решившего выместить свою злобу на ничего не соображающем драконе, и не могла взять за руку Рэнгволда, мечущегося по замку в попытках успокоиться. Сильно переживали и дети, которых не пускали в мою комнату. Сквозь пелену сна я слышала тихий плач, от которого сжималось сердце.
Имена новорожденным я смогла дать лишь тогда, когда мое тело окрепло. Авей и Сидгир оказались удивительными серебровласыми мальчишками, забравшими у обоих родителей те лучшие качества, которые только могла даровать им природа. Щедрые на шалости, вечно смеющиеся, братья росли громкими непоседами, которым и целого мира было мало. Они часто промышляли на кухне, втихую утаскивая сладости, разрисовывали красками стены дворца, а после получали знатный нагоняй от отца, неделю показывая себя образцами идеального поведения. Отличало их лишь одно: Авей любил проявлять свою драконью сущность, тогда как Сидгир был ближе к горгонам.