Юноша недовольно цыкнул, но не произнес ни слова, признавая молчанием правоту сказанных слов.
— В этих горах не осталось никого, кроме нас, — ответила я вкрадчиво, замечая на лице мантикоры печальную тень. — И потому я попросила Лагерту найти нового гостя до того, как это сделают люди.
— Раньше в этих горах было много моих сородичей…
— Раньше здесь обитали и минотавры с циклопами. Ныне пещеры пусты.
— А ты, как погляжу, хорошо устроилась, прислуживая людям? — грозно рявкнул Йоргаф, но тут же осекся, закусив губы.
— И поверь, теперь я об этом сильно сожалею.
— Живя в роскоши и достатке? Живя, не боясь смерти?
— Да.
Мой уверенный ответ сбил с него некоторую уверенность, но недоверие он выказывал всем своим видом, не желая принимать правду, какой бы она ни была.
— Нас считают зверьми, Йоргаф. И убивают как других животных ради ресурсов. Если ты обвиняешь меня в принятом решении во имя собственного спасения, то подумай о том, что моим предшественницам не давали прожить и двадцати лет. Но я ведь тоже хочу жить. Как и ты. Как и Лагерта. Все мы заслуживаем жить.
Он медленно кивнул и, судя по сгорбленной в кресле осанке, чуть расслабился, прислушиваясь не только к моим словам, но и к треску костра. Йоргаф согласился со мной уже в тот миг, когда перешагнул порог храма, и ныне избавлялся от сомнений, принимая злополучный факт того, что более ему не к кому пойти. Он желал стаи, и мы были готовы стать таковой для него, но взамен просили помощи и защиты. Это был правильный симбиоз посреди мрака неизвестности.
— Значит, ты собираешь себе…слуг?
— Союзников.
— И что будешь делать после?
— Покину это место.
Он удивленно вскинул брови, но заинтересованно подвинулся вперед.
— И куда же отправишься?
— В Империю нагов.
— Но ты можешь прожить здесь всю свою жизнь, не зная лишений.
— Какая глупая мысль, Йоргаф. Проживи здесь безвылазно один век, и я послушаю твои речи после.
— Я не подумал…
— Хорошо. Но теперь ты должен дать мне ответ, который я жду. Станешь ли ты…
— Стану, — перебил меня Йоргаф, опустив задумчивый взгляд в пол. — Я не настолько глуп, чтобы отказываться от единственной протянутой руки.
— Я рада слышать. В таком случае, Лагерта проводит тебя в комнату. Прими ванну, а после поешь и отправляйся спать. И не волнуйся, Йоргаф. Здесь ты можешь спать безмятежно. В этот храм никто не ступит без моего ведома…
Глава 4
Покинув клетку, что в горах,
Она ушла, внушая страх.
И монстры, разойдясь по миру,
Стекались к дорогому пиру.
Йоргаф быстро восполнял силы, прилежно учась и привыкая к новому временному дому. Он оказался смышленым парнем с довольно черным чувством юмора и специфичным взглядом на обыденные вещи, говоря о которых, позволял собеседнику посмотреть на очевидные факты под совершенно иным углом. Опустошая кладовые и тренируя тело, Йоргаф обрастал мышцами, сохраняя при том фигуру стройную и отчасти изящную, но кошачьи повадки, которые мантикора стал проявлять, привыкнув к «стае», первое время сильно удивляли. Спустя месяц пребывания в храме, он стал скакать по коридорам с наступлением ночи и дремать днем в самых необычных местах, из-за чего его порою было невозможно найти. Он просил есть, но стоило Лагерте поставить перед ним блюдо, ссылался на отсутствие аппетита, замирал перед лучами света, играющими на полу, и даже гонялся за змеями, словно это были обычные домашние зверушки. Поглаживая Йоргафа по голове, я вводила его в состояние дремоты, а стоило посылкам из замка оказаться в храме, как он забирал все освободившиеся коробки к себе в комнату, не называя конкретных причин.
Йоргаф не был красив, но харизма и грациозные повадки делали его достаточно привлекательным для того, чтобы завоевать внимание городских дам, не обрати те внимание на виляющий хвост, которым юноша постоянно сносил вазы и небольшую мебель. Мы привыкли друг к другу достаточно быстро, но мои планы казались Йоргафу переоцененными и недостижимыми, однако, он не считал их фантастическими, обещая помочь, что бы я ни решила. Он рассказывал о себе часто и подолгу, но его история, будучи схожей с моей, заканчивалась охотой и травлей, лишившей мантикору семьи — к сожалению, все истории монстров имели единый жестокий конец.
Он не любил читать, но был прекрасным слушателем, готовым поддержать разговор и затеять спор. Не считая необходимым убираться, Йоргаф порою сильно выводил из себя Лагерту, что била его тряпкой и брызгала водой, потому храм стал гораздо оживленнее, словно бы в нем поселился не один монстр, а целая дюжина. Поначалу шум казался мне раздражающим в виду своей непривычности, но вскоре я нашла некое удовольствие в том, что вечно пустые коридоры ныне им заполнены. Во время чаепития Лагерта нередко говорила о том, что мы попросту завели в доме кота, содержать которого непросто, но даже так я все чаще видела на её строгом лице яркие эмоции.
Решившись однажды посмотреть на казнь, Йоргаф более на неё не являлся, посчитав лица преступников, замирающих навеки, слишком жуткими и страшными. А однажды, свалившись в зале на несколько статуй, и вовсе свел свои посещения порога храма к минимуму. Несмотря на все убытки и странные нововведения, жизнь приобрела в святилище новые краски, благодаря которым ждать новых действий Короля было не так уж изнурительно.
Письма пришло спустя два месяца, когда в горах, пустивших к себе осень, начало холодать. Он объяснял свой визит многими вполне уместными причинами, но даже за логически выстроенными предложениями я видела приятные истинные причины. Подкрадываться к сердцу Короля следовало осторожно, ведь путь преграждали настоящие ямы с остро наточенными пиками в глубине, но на предстоящей встрече я планировала действовать. Осторожно, но уверенно.
— Неужели иного пути нет? — спросила Лагерта, завивая мои волосы в крупные локоны и поглядывая в сторону драгоценных заколок, лежащих на дощечке, обитой бархатом.
— Я много думала об этом. Сбежать отсюда без помощи извне невозможно. Убить Короля я не могу, ведь в подобном случае умру вместе с ним. Боюсь, как и вы. Отпустить меня Вестмар не может в виду достаточного уровня интеллекта, а сделки с монстрами ныне не в моде — люди предпочитают доминировать во всем. Своими нынешними действиями я убиваю двух зайцев, Лагерта, и использую при этом совсем немного сил.
— Но он осторожен, моя Госпожа…
— И все же не лишен чувств. Имея супругу — я слышала, она привлекательна — он скользил взглядом по вырезу моего платья и декольте.
— Не смотреть на вас сложно. Вы очень красивы.
— Поэтому именно это оружие я и использую. Оно…единственное, что может дать мне то, чего я желаю. Я могла бы подготовить безупречную почву для переговоров, могла бы составить превосходный договор и даже проявить чудеса красноречия, и как бы сильно я оказалась разочарована глухой стеной в виде людской алчности. Мой план жесток. Впрочем, я имею на него право.
Лагерта склонила голову и, взяв за шиворот Йоргафа, сидевшего у камина, вышла в коридор, чтобы затаиться на время прибытия гостей в одной из комнат. Взглянув на себя в зеркале, я коснулась пальцами светлого лица с гладкой кожей и строго очерченных губ, что казались пухлыми из-за небольших клыков. Лагерта никогда не перечила мне, но Йоргаф, услышав план, посчитал его аморальным, затронув сложную тему справедливости и гордыни. В его словах не было укора — полагаю, он был сильно удивлен и взбудоражен — и, высказав собственное мнение, Йоргаф посоветовал лишь быть осторожнее, после чего мы более к этой теме не возвращались. Я же сомнений не испытывала, продумав наперед множество собственных и чужих шагов, но чем больше предположения совпадали с реальными событиями, тем все увереннее становилась я сама. Не было ничего плохого в высокой самооценке, вот только падать с большой высоты очень больно.
Сопровождение Короля было неизменным, однако, в этот раз он решился поговорить со мной наедине, оставив рыцаря и советника у дверей. Вестмар выглядел уставшим, постоянно облизывал пересохшие губы, но так и не притронулся к чаю, который Лагерта предусмотрительно оставила на столе. Свет камина ласкал теплым бликом одну половину красивого лица, пустившего мрачные тени в свои правильные черты. Короткие волнистые волосы казались золотыми, указывая на преемника королевской крови, и, кажется, ни у кого не было среди людей подобного оттенка, что лишь возвышало правителей над народом ещё больше.