Однако армия цинов, состоявшая из всадников кавалерии, рискнула продвинуться слишком далеко в глубь территории Южного Китая с затопленными землями, пересеченной большими и малыми реками, каналами и рисовыми полями, густонаселенной различными народностями, которые не давали передышки и создавали враждебное окружение. Предводитель армии Вучу вознамерился вернуться на север, но ему перекрыла путь река Янцзы, широкая как море, где хозяйничали китайские флотилии. В конце концов, один изменник указал ему место, где можно было переправиться через реку в направлении Чэнкианга на востоке Нанкина (1130). Юг был освобожден от цинов, император Гаотцзун вернулся в Хангчэу в 1132 г., город, который оставался столицей Китая вплоть до монгольского вторжения.
Поражение привело цинов в замешательство. Китайские генералы начали отвоевывать города между Янцзы и Желтой Рекой. Ю Фэй, самый отважный из них отвоевал у цинов крупный город Сианьянг (1134). В 1138 г. он двинулся на Кайфын, когда император Гаотцзун, отличавшийся тщедушием, утомленный войнами, заключил мир с цинами. Цинский правитель Холома (1135-1149), пришедший на смену своему кузену Вукимаю, также стремился к подобному миру, так как со стороны севера назревала другая опасность: заявившие о себе монголы, по меньшей мере своим историческим именем, объединились под началом хана Кабула и начали нападение на цинов с тыла, со стороны восточного Гоби (1135, 1139), их активные действия привели к тому, что в 1147 г. цины вынуждены были уступить им ряд приграничных районов. [309]
В этих условиях подписание соглашения о мире между цинами и китайской империей Сун не оказалось трудным делом (1138). Граница проходила вдоль течения реки Хуайхо, затем по верхней линии между бассейном Желтой Реки (и р. Вэя), а также верхнего Ханя. Бассейн Желтой Реки и Вэя оставался у цинов, а бассейн Ханя у китайцев. Цины владели также Хубеем, Шаньдуном, Шаньси, почти полностью – Шэньси, Хунанем и несколькими северными районами Нганхуэя и Ганьсу. Их владения в Китае странным образом были более обширны, чем у их предшественников – киданей.
Китай, таким образом, оказался поделенным между национальной китайской империей – династии Сун, избравшей столицей Хангчэу и джурджитским княжеством, т.е. северными тунгусами, относившимися к цинам. Они вначале сохранили северную столицу (по-кит. – пэейкин) выше к северу в Хуэйнине около Харбина в Маньчжурии, оставшейся главной резиденцией их правителей до 1153 г., в то время как Пекин считался второй южной столицей (по кит. – нанкин),не говоря о центральной столице (чонгкин) в Татинге на севере Жэхоля. В 1153 г. цинский правитель Тикунай сделал Пекин своей главной резиденцией. Начиная с этого времени Татинг в Жэ-холе стал рассматриваться как северная столица, Лэаойанг как восточная столица, Татонг как западная столица, а Пекин как центральная столица центральной части, и Кайфын, как столица на юге.
Небезынтересно отметить ту роль, которую сыграл в создании княжества цинов принц из правящей семьи Ванюен Вушэ (вероятно Гоши на тунгусском наречии джурджитов), ловкий государственный деятель, который был отчасти обязан своим влиянием его качествам шамана. [310]
Именно он, приспосабливая китайские иероглифы к звукам тунгусского наречия стал основоположником «крупных иероглифов» джурджитов. Его известность показалась подозрительной правителю Холомы, который приговорил его к смерти в 1139 г.
Правитель Тикунай, который завладел троном, убив своего предшественника Холому и уничтожив часть царствовавшего клана (1149), был варваром, извращенным цивилизацией, сладострастным животным, неистовства которого напоминали дикий темперамент древних джурджитов, и, который, в то время, увлеченный удовольствиями, совершив ошибку, покинув маньчжурскую резиденцию древних цинов, родной лес, поменяв их на Пекин: это была серьезная ошибка, равносильная дезертирству в тот момент, когда татары и монголы все больше и больше стремились совершать опустошительные набеги со стороны Маньчжурии. Дело в том, что честолюбивым желанием Тикуная было стать действительным китайским императором, а для этого следовало отнять у династии Сун Южный Китай. В 1161 г. он, таким образом, напал на китайцев, оттеснил их до нижнего течения Янцзы и попытался перебраться через реку у начала лимана напротив Юангчэу со стороны островка Киншаня неподалеку от нынешнего города Чэнкьянга, но в результате потерпел полное поражение. Его солдаты, доведенные до отчаяния его тиранией, убили его, в то время как другим правителем стал Вуло, которого возвели в этот ранг в Лэаойанге (1161).
Новый цинский монарх поспешил заключить мир с Китаем династии Сун на основе положения, существовавшего до военных действий путем переговоров 1163-1165 гг. В летописях он характеризуется как мудрый и сдержанный правитель, который будучи на вершине власти, скучал по лесам Северной Маньчжурии, по своей Родине. Он скончался в почтенном возрасте, передав трон своему внуку Матаку (1189).
По сведениям китайских летописей нам известно, что Матаку (1189-1208) способствовал ослаблению дисциплины народа джурджитов: это было явственно видно при его преемнике во время монгольского нашествия. Однако в 1206 г. императорский двор династии Сун неосмотрительно возобновил войну. Цины пересекли Хуай-хо, очертившую границу между двумя государствами и дошли до р. Янцзы. Матаку потребовал казни китайского министра, который развязал войну, но вместе с тем он согласился на соблюдение территориального статуса-кво, прибегнув к увеличению подношений изделий из серебра и шелка, которые китайский императорский двор преподносил ежегодно цинам, чтобы прибрать их к рукам (1208). Это произошло при его преемнике Чон-хи (1209-1213), который приступил к монгольскому вторжению.
Прежде чем перейти к истории монголов, которая, безусловно, представляет интерес с точки зрения всего тюрко-мусульманского мира, а не только Дальнего Востока, необходимо вкратце вернуться к истории Тюрков, располагавшихся на земле Ислама с XI в.
3. Тюрки и ислам до ХIII века
Иранская преграда против тюркского мира в X веке. Саманиды
Усиление арабского господства в Трансоксиане после Таласского сражения 751 г., о котором мы говорили выше, в конце века пошло на пользу иранской расе. Устранив от Трансоксианы двойную опасность со стороны тюрков-язычников и китайцев, арабские правители стремились делать все лишь для собственного господства, для пользы халифата. Но, в третьей четверти следующего века в Бухаре и Самарканде власть перешла от арабов к местным иранцам, потомкам древних исторических согдийцев. Таким образом, с 875 по 999 гг., чистокровная иранская династия саманидов родом из Самана, неподалеку от Балха, оказалась властительницей Трансоксианы, со столицей в Бухаре. Такой переход власти произошел без крупных волнений и насилия внутри самого мусульманского общества, в пределах халифата, который признавали постоянно на официальном уровне. Саманиды довольствовались скромными титулами эмиров, им было предназначено быть навсегда представителями Багдадского халифа. В действительности, все происходило как если бы они были независимыми и их притязания быть вместе с бывшим правителем Персии-Бахрамом Чубином, демонстрировали истинную подоплеку подобной иранской национальной реставрации, осуществляемой под прикрытием наиболее ортодоксального исламизма. [311]
Величие саманидской династии восходит к Наср ибн Ахмеду, который получил в 874-875 гг. в ленное владение Трансоксиану из рук халифа Мутамида с резиденцией в Самарканде. [312]
В том же году Наср назначил своего брата – Исмаила валием Бухары. Не заставило себя, впрочем, ждать соперничество, вспыхнувшее между двумя братьями (885, 886), вечный порок трансок-сианских династий. После смерти Насра (892), Исмаил остался единственным властителем Трансоксианы и ее резиденции – Бухары, которая к тому времени стала столицей саманидов.