Тем временем, Темуджин и Джамука, хотя и стали анда, братьями по клятве, вскоре ссорятся. Каждый из них надеялся выгодно заполучить древнее монгольское царство, провозгласить себя ханом.
Секретная История рассказывает, как после совместного полуторагодовалого кочевания со стороны Коргунаг джубура [440]на Ононе, они разделяются на том месте, где последний монгольский хан Кутула праздновал свое избрание, что, несомненно, пробудило амбиции двух молодых предводителей. Темуджин отправляется располагать свой лагерь к горе, Джамука – к реке. «На склонах горы, скажет Джамука, палатки коноводов; на берегу реки – пастбище для пастухов овец». Бартольд и Владимирцов незамедлительно делают вывод, что Темуджина поддерживали всадники, «степная аристократия», а Джамуку – бедные пастухи, простонародье (карачу). [441]
Далее, Секретная История нам сообщает, что Джамука «любил нововведения и не соблюдал традиции». Владимирцов отсюда заключает, что он был представителем объединения схожего с демократическим, в то время как Чингиз-хан мог бы представлять знатных людей, что является в высшей степени рискованной интерпретацией. Но какова бы ни была классификация двух русских ученых, после разделения между Темуджином и Джамукой, за первым последовали «люди клана Джелаир, клана Кийат, клана Баарин», а также к нему присоединились самые высшие представители монгольской аристократии, его дядя со стороны отца Даа-гитай отчигин и старшая ветвь потомков знаменитого Кабул-кагана [442]с Сатча-баки, правнуком и представителем клана Джоркин, названного выше, [443]и с Алтан-отчигином, сыном Даагитай отчигина, другими словами, сами наследники двух последних монгольских правителей. Владимирцов, интерпретируя отрывок из Секретной Истории, полагает, что между двумя претендентами на новое царство, эти представители древнего царства предпочли Темуджина, поскольку считали, что он строже придерживался традиций и был более послушным, тогда как неспокойный и новаторский характер Джамуки их волновал. По причинам уместности, несомненно, Алтан, законный наследник древнего царства, отказался от титула хана и не без колебания перевел голоса того, что можно было бы назвать легитимным объединением, на Темуджина, который и был избран. [444]Алтан и Сатча-баки были первыми, кто провозгласил Темуджина ханом, то есть правителем – царем собственно Монголов – это избрание предшествовало лет на десять избранию того же самого Темуджина в 1206 г. в качестве верховного хана или императора всех тюрко-монгольских наций Верхней Азии. Как царь, Темуджин взял имя Тчингиз-хан, из которого наша традиция сделала Чингиз-хан, имя, точное значение которого еще дискутируется среди монголоведов». [445]
Наряду с политическими расчетами, и служа им прикрытием, определенный религиозный фактор, несомненно, посодействовал этому избранию. Несколько раньше, бааринский предводитель Кортчи уже заявил: «Небо (Тангри) приказало, чтобы Темуджин был нашим ханом. Это мне открыл Дух, и я вам это открываю». Такого же порядка и так называемое «пророчество Мукали». Как-то раз, когда Темуджин ставил свой лагерь в Коргунак Джубуре, джелаир Мукали напомнил ему, что на том же самом месте, под тем же деревом, когда-то танцевал и веселился Кутула, последний монгольский предводитель, носивший титул хана, в празднование своего восхождения на трон. «С тех пор, для Монголов наступят тяжелые дни, и среди них больше не будет хана. Но Вечное Синее Небо не забудет свой народ, семью Кутулы. Среди Монголов поднимется герой, который станет грозным ханом и отомстит их обидчикам…». [446]
Независимо от религиозной атмосферы, которые эти тексты позволяют предположить, избрание Чингиз-хана представляется как выбор предводителя войны и охоты. Присяга "избранников» Чингиз-хана – Алтана, Кутчара и Сатча-баки – так, как ее представляет Секретная История, показательна: «Мы решили провозгласить тебя ханом. В сражении, мы выступим в авангарде; если мы захватим женщин и девочек, то мы их тебе отдадим. Мы пойдем на охоту в первом ряду; если мы настреляем дичи, то мы ее тебе отдадим». [447]
Тот, кто мог бы и должен был бы опасаться такой новой власти, был правитель Кереитов Тогрул, который должен был бы видеть, как его вчерашний вассал становится ему равным. Но, являясь ограниченным, нерешительным, посредственным предводителем, Тогрул не понял важности события. К тому же новый Чингиз-хан позаботился о том, чтобы предстать как никогда верным и скрупулезным вассалом. Добавим, и это, несомненно, являлось для Тогрула успокаивающим обстоятельством, что Чингиз-хан был еще далек от того, чтобы реализовать единство, собственно говоря, Монголов. Перед ним, выступая против него, находился его соперник, Джамука со своими сторонниками. Наконец, у кереитского правителя были те же самые внешние враги, что и у Чингиз-хана.
Мы видели, что один из верных людей Чингиз-хана, джелаир Мукали, [448]который подтолкнул его, чтобы тот провозгласил себя ханом, сделал это, по свидетельству Секретной Истории, напомнив ему старую вендетту Монголов против Татар. Именно Татары выдали двух членов древней монгольской царской семьи для позорной казни Цинам; именно Татары, объединившись в коалицию с Цинами, разрушили в 1161 г. первое монгольское царство; наконец, именно Татары предательски отравили Есугея, отца Чингиз-хана, предложив ему, во время дружеского обеда в степи, отравленную пищу: «Ты будешь ханом, о Темуджин, чтобы отомстить за нас нашим врагам, Татарам, и ты превознесешь славу Монголов!» Ожидаемый случай представился. Татары, кажется, в прошлом взяли верх над Монголами только с помощью цинского двора Пекина. Но, став после этой победы хозяевами восточного Гоби, они не переставали тревожить границы цинского царства. Двор Пекина, расстроив свою систему союзов, решил укрепиться и направить против них кереитс-кого правителя Тогрула. Как верный вассал, Чингиз-хан сопровождал того в этой войне, будучи счастлив иметь, таким образом, возможность отомстить потомственному врагу. Окруженные Цинами с юго-востока, Кереитами и Чингиз-ханом с северо-запада, Татары Буир-нора были жестоко разбиты. Кереитский правитель и Чингиз-хан, рассказывает нам Секретная История, продвигаясь вдоль реки Улджа, убили татарского предводителя Мегуджин сеулту (около 1198 г.). Двор Пекина вознаграждает Тогрула, даруя ему китайский титул вана (царя или принца), откуда и имя Ван-хан, под которым, руководствуясь историей, мы будем его отныне обозначать. Чингиз-хан получил также китайский титул, но намного более скромный, и это доказывает, что к этому времени двор Пекина видел еще в нем только безвестного вассала Кереитов.
Именно после этой кампании, полагает Владимирцов, Чингиз-хан наказал многих монгольских принцев, потомков древнего царского дома, которые отказались следовать за ним за Ван-ханом против татар. Сата-баки, правнук великого Кабула и предводитель клана журки или журкин, и два других принца, Тайчу и Бури-боко, были казнены. В своей знаменитой жалобе Ван-хану Завоеватель будет утверждать, что якобы пожертвовал злопамятности Кереитов «этих горячо любимых братьев». На самом деле, он должен был быть очень рад найти столь подходящий повод, для того, чтобы избавиться от представителей того, что можно было бы назвать «монгольским легитимизмом».
Если придерживаться официальной истории Чингизханидов, то союз Чингиз-хана и Ван-хана особенно был выгоден последнему. Кажется, во всяком случае, что если вначале протекция Ван-хана позволила Чингиз-хану избежать своих врагов, то монгольский герой вскоре должен был даже оказать своему сюзерену аналогичные услуги. В плохо установленную дату, [449]Ван-хан был лишен владения своим собственным братом, Ерке-кара, [450]которого поддерживал Инанч-билга, правитель Найманов. [451]
[440]Короконах джубур в транскрипции Секретной Истории, данной Хенишем, Manghol un niuca tobcaan, p.22.
[442]И внук Окин-баркак.
[443]Форма журки, журкин (или юркип) дается в Секретной Истории (изд. Хениша, с. 28). Она соответствующим образом была воспринята Хаммером (Gesch. D. Gold. Horde, 61) и подвергнута критике Ердманом в Temudschm, 386. Он считает, что буркин происходит из-за ложной графики.
[444]В дальнейшем Алтан, не встретив у Темюджина покорности, на которую рассчитывал и сожалея о своем поступке, восстал против него, кого он считал безусловно выскочкой и вступил в союз с его врагами. Но оказалось уже поздно…
[445]Чингиз, по мнению Пельо, мог быть палатализованной формой тюркского слова тенгиз (по-уйг.) или дениз (на османском), что означает море, подобно монг. дала. «Это та же самая форма, что и для монголотибетского далай-ламы, лама-океан. Из письма из архивов Ватикана известно, что Великий хан Гуйюк – второй преемник Чингиз-хана, который считал самого себя океаническим ханом (далай каан по-монг., талюи каан по-тюркски). Были также исследованы другие этимологии в монгольском языке чинга, мощный, сильный. Pelliot, Les Mongols et la Papaute, Rev. De L Orient Chretien 1922-1923, n. 1-2, p. 25). Рашид ед-Дин говорит о слове джингиз = сильный, о чем говорит Эрдман, Temudschm, 601. – Наконец Владимирцов считает, что Чингиз относилось якобы к наименованию духа света, так обожаемого шаманами (Чингиз-хан, с. 37-38).
[446]Ар. Vladimirtsov, Chingis-khan, 32.
[447]Ibid., 36-37.
[448]Или Мукули. Секретная История (транскрипция Хэииша, с. 65) дает Мукали.