Но девочка не могла идти быстро, и всем стало казаться, что достигнуть моря до наступления темноты не удастся, но они спешили изо всех сил.
Опустилась ночь, но зажигать фонарь путники не стали. Сияла молодая Луна, которую время от времени закрывали бегущие облака; сверкали редкие яркие звезды. В темноте они шли медленнее, но Квинтус вел их вперед уверенно.
С наступлением темноты все более беспокойные мысли посещали Ноэла.
«А если Лангуасс не умрет? – спрашивал Ноэл себя. – Он захватит вооруженный корабль и будет пиратствовать дальше? Какие появятся легенды, если он пойдет к таинственному югу Африки или пересечет великий океан в поисках руин Атлантиды, что приписывают ему слухи?»
Не мог не думать Ноэл и о будущем Квинтуса и своем собственном. Он был рад тому, что их двое. К одиночеству не был готов. Квинтус сейчас больше не думал о том, как бы спрятаться вместе с еще одним книжником. Их будущее и будущее пирата вполне могло переплестись, а маршруты – совпасть. Его собственное имя может появиться в дешевых изданиях, вызывая восхищение будущих поколений.
Но была еще и бедняжка Мэри с перерезанным горлом, и этого он Лангуассу никогда не простит.
– Что же будет с оставшимися в монастыре монахами? – спросил Ноэл у Квинтуса, вовлекая учителя в игру своей мысли.
– Они будут играть роли жертв трагедии и ужаса, – ответил Квинтус, стараясь задержать дыхание и говорить спокойно, – надеюсь, доминиканцы не смогут обвинить их в ереси и оставят в покое. Аббат достаточно приветлив, в церкви или вне ее. Третировать аббатство было бы неразумно, и, думаю, по воле Божьей, монахам позволят заниматься собственными делами. От нашего пребывания здесь не останется следов, пятна от убийств Лангуасса смоются в молитвах и причитаниях, как это обычно происходит. Истинная вера – скала в бушующем море, которую не может опрокинуть даже жесточайший шторм.
– Я надеюсь, что вы правы, – сказал Ноэл, – верю в это.
Тем временем они достигли назначенного места, идя самой извилистой дорогой. Ноэл, потеряв счет часам и минутам, был удивлен, оказавшись у цели. На берегу они не встретили никого, но Квинтус заверил, время сбора еще не наступило и они должны ожидать по меньшей мере еще час, а затем посмотреть, кто пришел, а кто нет.
Они отдыхали, не в силах даже есть, хотя и сделали несколько глотков воды из бурдюка Квинтуса. Лежали на гальке, восстанавливая силы.
Ноэл лежал на спине, глядя на звездное небо – свод, полузакрытый облаками. Было проще думать о действительном существовании Бога, когда землю укрывала темнота. Небо за облаками казалось почти пустым, а несколько звезд на нем – одинокими и покинутыми.
Ноэл знал, что еще недавно большинство людей верили в близость неподвижных звезд. Было чудовищно упражнять воображение на правде, на безбрежности темноты, на затерянности мириад солнц в пространстве.
«Если мы такие крошечные, – спросил он небо, – какое имеет значение, живем мы шестьдесят, шестьсот или шесть тысяч лет? Разве Вселенная не останется прежней, невозмутимой, равнодушной к нашим мелким усилиям и страданиям? И если, в конце концов, существует Бог, скрывающийся за этим бездонным простором, заботят ли его несчастья таких, как мы?»
Небо, естественно, молчало. Но когда Ноэл взглянул на него вновь, ему показалось, что смотрит в мощный оптический прибор, уменьшавший безграничность и одиночество Вселенной. Как будто его взгляд и сознание выбрались из тесной темницы и освободились для странствий по этой бездонной пустыне с одинокими и затерянными звездами.
«Но я же здесь, – сказал он себе, – в моей голове – не только пространство, но и все, что я ощущаю, и все, что воспринимает мой разум. Я так мал и так велик, каким делаю себя сам, и мне стоит только посмотреть на себя, чтобы возвеличить, насколько хочу. Я смотрел в микроскоп, видел миры в мире, а сейчас смотрю в лицо бесконечности. Если есть Бог, он тоже может смотреть в лицо мне своими проницательными глазами, читать мои сокровенные мысли».
Он подумал в шоке открытия, что вампирша сказала неправду, утверждая, будто только ее род живет в тени вечности. В этой тени должно жить все, каждый по-своему: бессмертные и смертные.
Ноэл чувствовал – даже обычный человек не мог сказать, что здесь есть сегодня и завтра, и потом – ничего; какой бы малой ни была его жизнь, он остается гражданином обширной империи Вечности. У каждого есть предшественники, у большинства – наследники; что бы человек не сделал в мире, он наследует это от предыдущих поколений, последствия распространятся на будущее человечество – и так пока существует мир.
В этой мысли Ноэла ужаснуло то, что ему предшествовала вся история человека и мира, а следствия распространяются, пусть и не очень явно, на все будущие времена… но как ни странно, он был рад ощущать этот ужас.
Сглотнув комок в горле, Ноэл вдруг испугался, что потеряет это мгновенное видение, забудет преподанный урок. Но затем понял необоснованность своих страхов.
«Мы не просто живем в тени вечности, – сказал он себе, – мы храним ее, люди и вампиры. В биении наших маленьких сердец – отражение вечности».
11
Они узнали о прибытии судна Хейлина по звуку весел лодки, приближающейся к берегу. В ней был только один человек, и она не могла взять больше полудюжины. Рыбак негромко свистнул подбегавшим Квинтусу и Ноэлу.
– Здесь брат Квинтус из аббатства и мирянин, – негромко крикнул монах, когда те карабкались по скользким камням через водоросли к песчаному берегу, где остановилась лодка.
Рыбак успокоился, услышав эти слова, и негромко спросил:
– Сколько вас всего?
– С нами еще двое, – ответил Квинтус. – Женщина и ребенок.
Рыбак вышел из лодки, и они помогли вытащить ее на берег.
– Это все? – вновь спросил рыбак с заметной радостью в голосе.
И тут Ноэл услышал звук шагов по мокрому песку и понял – другие тоже здесь, но молчат. Он их не видел и представил, что это – люди Уэллбилава, готовые схватить его. Вдруг юноша ощутил железные объятия и задергался, но освободиться не смог. Услышав, как схвативший его человек заговорил, и узнав голос Лангуасса, Ноэл понял, что произошло.
– Пистолет у твоего лба, господин рыбак, – тихо прошипел пират, – тебе ничего не будет, пока молчишь. Брат Квинтус, Кордери, садитесь в лодку и закройте собой мушкеты, когда вас осветят фонарем. Если хотите избежать крови, убедите Хейлина, что все хорошо, пока мы не загрузимся.
– Вы хотите захватить судно! – удивленно воскликнул Ноэл.
– Конечно, дурачок. Зачем же я спрашивал о его команде и оружии?
Это было очевидно, и Ноэл почувствовал себя действительно одураченным.
– Делаем, как он говорит, – сказал Квинтус отрешенно. Ясно, Квинтус все тщательно продумал и не был так шокирован поворотом событий.
– Хейлин тебя знает? – спросил монаха пират.
– Он видел меня в аббатстве.
– Хорошо, Но ты должен переодеться, и быстро, прошу.
Квинтус подчинился, пираты нетерпеливо ждали.
Ноэл влез в лодку, прошел на нос. Лангуасс дал весла Квинтусу и турку, присев с двумя другими на дно, пряча ружья. Они молча выгребли к морю, Ноэл вглядывался в темноту в поисках судна. Его сердце учащенно билось, хотя на берегу он чувствовал себя спокойно. Путешествие обещало быть долгим.
Увидев судно, Ноэл скомандовал причаливать и крикнул, как приказал Лангуасс, чтобы показали огонь.
Моряки на судне зажгли фонарь на правом борту.
Ноэл увидел четверых с мушкетами наизготовку.
– Кто в лодке? – крикнул Хейлин.
– Брат Квинтус из аббатства и Кордери, – ответил монах.
Хейлин опустил фонарь, осветив голову и плечи монаха. Он удовлетворенно хмыкнул, но страхи, видимо, полностью не прошли.
– Почему сегодня звонили колокола в аббатстве? – настороженно спросил он.
– Заявились доминиканцы с солдатами, – ответил Квинтус. – Они пришли корчевать ересь, им это удалось, и мы здесь, как видите. Опустите ваши мушкеты, Ральф, и помогите нам взобраться на борт.