Ноэл хотел пройти по коридору к окну, оттуда выглянуть во двор и узнать, что происходит.
Когда до окна оставалось совсем немного, послышались крадущиеся шаги на внешней лестнице – кто-то поднимался наверх. Ноэл решил пройти к другой лестнице, но шорохом выдал себя. Его схватили и потащили по переходу.
Свечи освещали лестницу, но рассмотреть схватившего было сложно: душил ворот рубашки. Попытки освободиться были тщетными. Все же юноша увидел мрачное бородатое лицо в шрамах, которое вполне могло принадлежать демону с голландских картин, изображавших ад. Самым жутким было отсутствие носа, вместо которого был виден нарост, похожий на огромную бородавку.
Это высокое и сильное чудовище стащило Ноэла по лестнице во двор.
На площадке уже собралась толпа. Одни спешили мимо пивоварни к монастырю, другие стерегли распахнутые ворота. Эти миряне не имели никакого права находиться здесь, и Ноэл не мог понять, что все это значит. Сквозь арку его втолкнули во внутренний двор. Он был не единственным, с кем обошлись столь бесцеремонно. Трех монастырских слуг вывели во двор так же грубо.
Ноэла поставили к монастырской стене рядом со слугами и монахом, вышедшим на шум, а тащивший его присоединился к своим.
Перед пленниками стояли бродяги, выглядевшие в полумраке такими же отвратительными и грязными, как те, которых Ноэл видел в самых нищих уголках Лондона. Все были вооружены мечами и кинжалами. Ноэл насчитал семерых, но по всему было видно, что подойдут и другие, во главе с вожаком. Юноша ощутил острие ножа, приставленного к груди приземистым морщинистым человеком, чьи глаза блестели в полумраке. Великан, притащив его, отступил в тень.
Из келий спустили фонари. Сердце Ноэла забилось спокойнее, когда он разглядел лица аббата и Квинтуса. Но ненадолго – физиономии напавших источали агрессивность. Так, лицо морщинистого человека со щербатой жуткой ухмылкой искажала гримаса уверенной жестокости. Казалось, он ждал повода, чтобы нанести удар.
Вожака банды Ноэл увидел, лишь когда аббат потребовал объяснить происходящее. Это был высокий сильный брюнет, его черная, хорошего качества одежда также была покрыта грязью, однако он обладал манерами джентльмена и был похож на вампира. Он один из всей банды не обнажил меча. Его подручные также производили странное впечатление. Монстр, тащивший Ноэла по лестнице, ростом был выше своего хозяина, рваный шрам, после отсутствия носа, был его второй отличительной чертой, темный цвет кожи говорил о том, что он не был уроженцем Галлии.
Слева от предводителя стояла девушка в мужской одежде. Ее смуглая кожа была слишком гладкой для простой женщины, ярко накрашенные губы смотрелись нелепо. В правой руке она держала пистолет, в левой кинжал, как бы выставляя их напоказ. Всем было не до шуток, зато ее глаза сияли от восторга, как будто происходившее было игрой, в которую ей страстно хотелось сыграть. Пока все смотрели на приближающихся монахов, она откровенно разглядывала Ноэла, что ему совсем не понравилось. За девушкой тенью следовала служанка, которой было не больше двенадцати лет.
Наконец заговорил главарь:
– Нам срочно нужно убежище, господин аббат. Мы проделали долгий путь, а ходить пешком мы не привыкли. Мы голодны. Нам хотелось бы, чтобы вы проявили доброту и пустили нас на постой.
– Кто вы? – с опаской спросил аббат. Ему пришлось, из-за своего маленького роста, смотреть на пришельца снизу вверх. Ноэл подумал, что у аббата недостаточно врожденного авторитета, чтобы разговаривать с наглецами на равных.
– Меня зовут Лангуасс, – последовал насмешливый поклон. Ему явно понравилась шумная реакция на это сообщение.
– Пират! – воскликнул один из монахов.
– Бедный грешник, – с притворной кротостью сказал Лангуасс, – которого несправедливость принудила добывать пропитание воровством, но все же он стремится к защите и милосердию матушки-церкви и привел сюда людей, готовых обратиться к вере. Это, – он указал на бедного великана,. – Селим, турок, который был рабом на галерах вместе со мной много лет назад; а это, – он кивнул на амазонку, – Лейла, цыганская принцесса из Марокко, чья душа нуждается в спасении, несмотря на ее мягкий нрав и благородное сердце. – Его иронический тон больше подходил бы для бесед с благородными дамами.
Увидев, насколько напуганы монахи и в какой нерешительности находится аббат, Квинтус выступил вперед.
– Вашим людям не стоит обнажать клинки, – сказал он. – Если вы голодны, мы накормим вас, наш христианский долг – облегчать участь тех, кто в этом нуждается. Несомненно, цель вашего путешествия далеко отсюда, и мы поможем вам восстановить силы.