Выбрать главу

Она обвела взглядом присутствующих и прошептала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Надо узнать, куда увезли Юру, — заметив растерянность на лице Иваныча, она поспешно добавила: — Я знаю, что вам нельзя заниматься этим… Я сама все устрою.

Антон был не в силах больше слушать ее скорбного голоса, смотреть в ее полные слез глаза, поэтому отвернулся, до хруста в суставах сжав кулаки, — сказанная им фраза буквально потрясла присутствующих:

— Я его уничтожу… разорву его на части… Он у меня свинцом подавится, гандон старый… — Лямзин хотел еще что-то сказать, но сдержался, устало опустившись на кресло, в котором до этого сидел журналист.

— Ты о ком? — удивился Чижов.

Тяжелый, злобный взгляд взирал на каскадера из-под косматых бровей комитетчика, как будто это именно он, Чижов, был виноват во всем, что с ними случилось за последние дни.

Пропустив мимо ушей поставленный вопрос, Антон выразительно продолжил:

— Значит, этот бесхребетный червяк подложил под меня Машу, чтобы быть в курсе дела, а сам пытался нас уничтожить. Что ж, по крайней мере сейчас мне все стало понятно. Это же просто, как белый день.

— Да о ком ты толкуешь, — раздраженно переспросил Иваныч, — кто это «он»?

Достав из кармана смятую пачку и убедившись, что в ней больше не осталось сигарет, Лямзин нервно скомкал ее и засунул обратно, едва сдержавшись, чтобы не швырнуть упаковку. на пол гостиной.

Тяжело и шумно вздохнув, майор заговорил, и в его словах явственно ощущалась страшная, зловещая сила разъяренного хищника.

— Родион Семенович Кудряшов, — почти прошипел он, — полковник ФСБ и мой непосредственный начальник. Гореть ему в аду ярким пламенем.

Вдруг в лице комитетчика что-то изменилось — темные зрачки вспыхнули яркой искоркой, а тонкие губы расплылись в демонической усмешке, и Антон обратился к школьному приятелю Ольги:

— Скажи, а ты правда журналист?

Тот утвердительно качнул головой, еще не понимая, к чему клонит собеседник. А майор задал очередной вопрос:

— Значит, у тебя есть камера и все остальное?

— Есть, — несколько равнодушно сказал Артем, — а что, может понадобиться?

Лямзин промолчал, размышляя о чем-то. Наконец он пришел к окончательному решению, что было видно пр его довольному, несколько ироничному внешнему виду, и сказал:

— Мне нужно, чтобы через час здесь был толковый оператор и желательно со звукозаписывающей камерой.

Белецкий перевел взгляд с комитетчика на подругу и удивленно вскинул брови, на что Ольга торопливо заметила:

— Артеша, сделай так, как просит Антон. Я чувствую, что у тебя получится веселенький репортаж.

Не сказав ни слова в ответ, журналист подошел к телефонному аппарату, стоящему на журнальном столике, и, сняв трубку, набрал чей-то номер.

Ответили ему почти сразу…

* * *

Кудряшов вернулся в здание на Лубянке, распустил группу и вошел в свой кабинет. Едва он переступил порог, как требовательно зазвонил городской телефон.

Поморщившись, как от зубной боли, Родион Семенович неторопливо приблизился к столу и долго смотрел на трезвонивший аппарат.

По-видимому, на том конце провода знали, что полковник у себя, поэтому продолжали настаивать на немедленном разговоре.

Кудряшову ничего не оставалось, как снять трубку и пробурчать в микрофон обычное:

— Слушаю, Кудряшов.

Какое-то время динамик хранил напряженное молчание, а затем разродился густым басом с властными нотками в голосе, которые были присущи лишь сильным мира сего:

— Ну как успехи, полковник?

На лице хозяина кабинета появилось подобострастное выражение, как будто собеседник мог его видеть, он даже привстал с кресла, но быстро сообразил, что это всего лишь иллюзия, и вновь опустился на прежнее место.

— Я слушаю, — требовательно повторил звонивший.

Хрипловато откашлявшись, Кудряшов вкрадчиво произнес:

— Пока нам нечем хвалиться. Мы уже подобрались к ним, но как назло помешали телевизионщики…

— Подробности меня нисколько не интересуют, — резко оборвал тираду полковника густой начальственный бас, — меня заботит лишь конечный результат, а остальное ты будешь рассказывать своим внукам, когда уйдешь на пенсию. Если, конечно, доживешь до этого, — зловеще добавил он с немалой долей иронии в голосе.

Родион Семенович почувствовал, как на спине зашевелились кучерявые волосы, а на лбу проступила липкая испарина. Собрав в кулак жалкие остатки того, что обычно называют силой воли, он торопливо пропел:

— Конечно, я все понимаю. Мы их возьмем…