Именно поэтому, вдоволь налюбовавшись произведенным эффектом, Поль произнес:
— К вышеозначенной сумме я прибавлю еще пять тысяч — персонально для вашей жены. Поверьте моему опыту, она охотно уступит вам мальчика даже за меньший выкуп, — саркастически закончил он.
В очередной раз посмотрев на деньги, Ваня с плохо скрываемой дрожью в голосе протянул:
— Спасибо… — Помолчав, он грустно добавил: — Раньше мы могли бы поделить их на три части. Сейчас придется на две…
— Что? — не понял Серебрянский.
Вяло отмахнувшись, Чижов устало выдохнул:
— Да так, долгая история. — Но поняв по взгляду собеседника, что тот остался весьма заинтригован, закончил: — С этой картиной связано очень много и, в основном, трагических событий. Вы знали про клад?
Изумленно вскинув брови, Поль растерянно произнес:
— Нет.
По тому, как было сделано это признание, каскадер понял, что собеседник нисколько не покривил душой. Поразмыслив какое-то время, он предложил:
— Если у вас есть полчаса свободного времени, то я мог бы вам рассказать.
— Я никуда не тороплюсь, — поспешно выпалил Серебрянский и, виновато улыбаясь, попросил: —Все же неплохо было бы выпить чаю, если история окажется длинной…
Антон буквально валился с ног от усталости — вот уже три недели, как он вернулся к своим привычным обязанностям, сумев несколько сгладить в памяти недавние, весьма трагические события.
Войдя в темную неприбранную холостяцкую квартиру (прибираться дома ему и не приходило в голову), майор сбросил с плеч промокшую от дождя куртку, стянул начинающие расползаться по шву туфли и, тяжело вздохнув, проследовал в кухню. Он хотел согреть чайник, но обнаружил, что закончились спички, поэтому чертыхнулся и вновь вернулся в прихожую, собираясь прогуляться до ближайшего киоска.
В это время зазвонил телефон. Антон изумленно уставился на аппарат, который продолжал настойчиво трезвонить.
За прошедшие три недели его никто не беспокоил, хотя втайне даже от себя Лямзин очень ждал одного звонка. Лишь по прошествии этого времени он понял, что потерял нечто большее, чем просто любовницу — он потерял частичку себя самого. Антону казалось, что он готов все забыть и простить, хотя в действительности вряд ли бы ему это удалось.
А телефон продолжал неистовствовать, как будто хотел свести с ума своего хозяина.
Наконец майор порывисто снял трубку и недовольно прорычал:
— Слушаю.
— Антошка, Антошка, пойдем копать картошку… — весело, но совершенно фальшиво пропел до боли знакомый голос, и Лямзин узнал Чижова.
Невольная улыбка тронула уста комитетчика, и он радостно произнес:
— Ты не представляешь, насколько вовремя позвонил. Мне как раз хотелось с кем-нибудь перекинуться словечком, да и бутылочку раздавить не мешало бы…
— Сейчас поднимусь, — ничего не объясняя, сказал Иваныч, и прежде чем Лямзин успел хоть что-то сказать, дал отбой.
Антон принялся тщательно рассматривать телефонную трубку, как будто хотел убедиться, что ему все это не почудилось.
Не успел он опустить трубку на аппарат, как раздался громкий стух в дверь.
В полной прострации Лямзин открыл дверь и ничего не понимающим взором уставился на статного незнакомца, одетого по последней парижской моде.
Роскошный плащ был распахнут настежь, а под ним красовался кофейного цвета двубортный пиджак. Белая рубашка, строгий галстук, маленький бриллиант в золоченой заколке и аккуратно зализанные волосы — все это никак не гармонировало с простодушным, улыбающимся лицом Ивана Ивановича Чижова.
— Ну ты даешь… — только и смог выдавить Лямзин, пропуская Иваныча в квартиру.
— Собирайся, едем в гости, — тут же заявил каскадер. — Нам еще нужно заехать в магазин и слегка тебя приодеть.
— Погоди, — в том же растерянно-изумленном тоне проговорил Антон. — Что все это значит?
Только сейчас майор смог заметить в руках приятеля модный кожаный кейс.
Ни слова не сказав, Ваня поставил «дипломат» на тумбочку прихожей и, откинув крышку, бросил всего лишь одно слово:
— Вот!
Комитетчик знал, что в природе существуют суммы и покруче, но никогда не видел денег больше, чем в этом навороченном кейсе.
— Да объясни ты, что все это значит? — не выдержав загадочного вида товарища, взмолился он.
Пожав плечами, Иваныч просто сказал:
— Это твоя доля. Я продал ту самую картину. И, как видишь, за довольно кругленькую сумму. Здесь пятьдесят штук, а еще столько же мы сейчас отвезем по одному хорошо тебе известному адресу. Подробности по дороге, поехали…