— Нет, спасибо, — хрипловато произнес он и добавил: — Не смею вас дольше задерживать. Если что, я вам позвоню. Всего доброго.
— До свидания, — вежливо попрощалась блондинка и направилась к выходу, одарив напоследок вора приязненным, теплым взглядом.
Когда за ней закрылась дверь, капитан вплотную приблизился к Гвоздику и процедил сквозь зубы:
— Один черт я тебя посажу. Попомни мое слово.
— Это уж как получится, — криво ухмыльнулся Дегтярев и вольготно откинулся на жесткую спинку стула.
Прол уселся за стол и нажал кнопку на селекторе связи, бросив в микрофон:
— Уведите задержанного.
Спустя какое-то время Юру ввели в тесную камеру следственного изолятора.
Навстречу новому постояльцу поднялся тучный коротышка с громадным, чуть ли не в поллица, носом и узким разрезом монголовидных глаз.
— Ты кто? — прогнусавил он.
— Дед Пихто, — оскалился Гвоздик и демонстративно пригладил короткий ежик редких волос, давая возможность незнакомому собеседнику вдоволь налюбоваться многочисленными перстнями-наколками на тонких фалангах его чутких пальцев.
Военные способны отличить своего собрата по форменным знакам различия и нагрудным регалиям; художники познают друг друга по холстам; артисты — по сыгранным ролям; писатели — по книгам, а в преступном мире, имеющем четкую, вполне осязаемую границу в виде тюремных стен, оконных решеток и колючей проволоки, человека можно узнать по наколкам.
Округлый коротышка был достаточно опытным сидельцем, чтобы сразу определить в новичке матерого уголовника.
Шестилапый паук говорил о том, что его хозяин вор высокой квалификации, который к тому же провел один из сроков на «крытке» — о чем красноречиво свидетельствовал «перстень» со светлой полосой по диагонали.
Носатый вмиг переменился и стал подчеркнуто дружелюбен:
— Здорово, дружище, я Поляк, — он протянул руку для пожатия.
Но Дегтярев не спешил ответить тем же, внимательно глядя в глаза нового знакомца.
— Поляк — честный пацан, — произнес тихий, вкрадчивый голос из глубины камеры.
Юра перевел взгляд на говорящего и в следующую секунду широко улыбнулся, отвечая на рукопожатие.
Обогнув коротышку, вор приблизился к сидящему на крайних от окна нарах мужчине, который поднялся навстречу вновь прибывшему, широко расставив руки в стороны.
— Здорово, Гвоздик.
— Привет, Сорока, — ответил Дегтярев и крепко обнял товарища, похлопав того по спине.
На вид Сороке было немногим больше сорока — круглая проплешина на покатом затылке и землистый цвет лица, испещренного крупными морщинами, выдавали в нем человека бывалого, а в его проницательном взгляде читалась отшлифованная житейским опытом мудрость.
— Каким ветром до нашей хаты? — задал праздный вопрос старший товарищ.
— На скоке погорел, — честно признался Юра и продолжил: — Выставил неслабую халупу, да мусора с цацками припутали. А ты какими судьбами в кичмане паришься? Я слышал, что ты в завязке.
— Треп, — отозвался Сорока, — кто тебе насвистел про меня?
Гвоздик вяло пожал плечами и дипломатично промолчал, как бы говоря всем своим видом, что запамятовал имя праздного болтуна.
Но приятель и не настаивал на ответе. Он вкратце рассказал Гвоздику свою незатейливую историю.
— Я как откинулся, пару месяцев грелся на югах, заодно и бобров по маленькому раскатывал (что означало на их языке — обыгрывал богатых ротозеев в карты), да потом дельце наклюнулось в столице, вот я и прикатил. Развели тут одного лоха по-крупному, да тот к ментам ломанулся, вот меня и упаковали. Но это ненадолго — нет свидетелей, нет улик, а все их мусорские прокладки хороши только для голимых фуцинов. Думаю, что до суда не доведут, через недельку отпустят.
— Ништяк, — ободрительно протянул Гвоздик и мечтательно произнес: — Может, и мне окраску поменять? Возьмешь к себе в ученики, а, Мишаня? — Он по-дружески назвал собеседника по имени.
Тот искренне рассмеялся и больше для публики, которая ловила каждое их слово, чем действительно думая так, ответил:
— Мне в пору к тебе в подмастерья записываться. Как ты раскалываешь скважины — так это не каждому под силу. — Неожиданно он переключился на другую тему: — Ты как всегда один работал или с подельником?
Юра откровенно изумился и в свою очередь спросил:
— А разве я когда-то работал по-другому? Нет, один. — Вдруг он задумался, как будто его посетила неприятная мысль, и принялся размышлять вслух: — Вот только как они на меня вышли?
В диалог вмешался молчавший до этого Поляк: