— Адрес! — потребовал Антон.
Продиктовав название улицы и номер дома, не забыв упомянуть этаж и квартиру, кучерявый добавил:
— Только вам ее без меня не достать. Там постоянно дежурят пятеро головорезов — личная охрана пахана. Я могу вам помочь, — Димочка откровенно торговался за собственную шкуру, опасаясь, что его все же убьют, — если вы меня сейчас не убьете.
— Ага, может, тебя вообще отпустить? — притворно улыбнулся вор, — да еще и денег в дорогу дать, чтобы не сбился с пути праведного?
Однако майор как будто не заметил сарказма товарища и вполне серьезно произнес, глядя в полные животного страха глаза связанного бандита:
— Мы не тронем тебя, если ты не врешь. А между прочим, как зовут твоего шефа? — слово «пахан» почему-то не понравилось Антону.
Пытаясь сесть поудобнее, Дима принялся натужно кряхтеть, пока не занял полусидячее положение; наконец он отозвался:
— Федя…
— …Жбан, — закончил за него майор. На этот раз яйцеголовый искренне изумился осведомленности собеседника и спросил, даже не скрывая удивления:
— Да, а откуда ты знаешь?
Присев на край постели, Лямзин ответил вопросом на вопрос:
— Двух придурков в гостиницу «Салют» он посылал? — ударение упало на предпоследнее слово.
— Д-да, — несколько растерянно выдавил из себя кучерявый, — а где они?
Достав из кармана смятую пачку сигарет, Антон предложил их вору, а затем неторопливо закурил, пуская в потолок зыбкие колечки сизого дыма. Только после этого он заговорил вновь, отвечая на поставленный вопрос:
— Мы их грохнули. А скажи, землячок, — он избегал называть яйцеголового по имени, — откуда стало известно про то, что цепочка у проститутки?
На этот раз продолговатое лицо Димы скривилось в жалком подобии улыбки:
— Ну ты даешь, — протянул он, как будто хотел уязвить Антона в недогадливости, — мы же вас почти сутки слушали и знали обо всем, что вы так горячо обсуждали.
— Понятно, — кивнул майор, — а Пашка, значит, был с вами в доле?
— Он так думает, — самодовольно оскалился яйцеголовый, — но у Жбана другое мнение на этот счет. Пашка же просто бизнесмен, который работает под нашей крышей, и делиться с нами должен он, а никак не наоборот.
За все время диалога вор не проронил ни слова, переводя непонятливый взгляд с комитетчика на бандита. Наконец он заговорил:
— Что будем делать дальше? Поразмыслив несколько секунд, Лямзин изложил свой план:
— Сейчас ты, — Антон кивнул на кучерявого, — позвонишь своему боссу и скажешь, что вы сидите в засаде, якобы ожидая меня с цепочкой, а затем позовешь тех двоих, которые остались в кустах следить за домом. Только по одному, ясно?
Дима согласно склонил голову, а вор не преминул добавить:
— И смотри без фокусов, иначе подушка покажется тебе неземным наслаждением. Ты ведь еще не знаком с моей методикой китайского массажа.
Набрав номер пахана, Дима коротко объяснился с ним, не заронив в его душе даже призрачного сомнения, а затем принялся выполнять вторую часть данной инструкции.
Они подошли к дверям на улицу. Гвоздик, вооружившись пистолетом яйцеголового, приоткрыл дверь и стал за угол, чтобы его нельзя было рассмотреть с улицы.
А майор прижался с другой стороны двери, наведя ствол в грудь бандита и шепотом произнес:
— Зови.
— Шурик, иди сюда, — властно приказал кучерявый, обращаясь к невидимому помощнику.
В тот же миг послышался хруст ломаемых веток и на крыльцо поднялся среднего роста парень в теплой куртке и надвинутой на глаза кепке. Руки он держал в карманах, вопросительно уставившись на старшего.
— Зайди, погрейся, — вяло предложил кучерявый, изо всех сил стараясь не выдать охватившего его волнения.
Шурика не нужно было просить дважды, потому что он действительно замерз. Но едва парень переступил порог, как получил оглушительный удар по голове короткой дубинкой, извлеченной вором из скрюченных пальцев мертвого «мясника».
Пока Антон оттаскивал в сторону обмякшее тело, Гвоздик прошептал в самое ухо недавнему мучителю-жертве:
— Зови второго.
Несколько секунд тот колебался, как будто раздумывал, как поступить. Но Дегтярев ненавязчиво напомнил:!
— Смотри без фокусов, иначе будешь-таки жрать собственное говно!
Любые уговоры оказались излишними, потому как еще в памяти яйцеголового не стерлись недавние страдания, и Дима выкрикнул в темноту:
— Молоток, дуй к нам, нечего на улице мерзнуть.
Однако на голос никто не отозвался — дождь все так же мерно барабанил по рыхлой земле, ветер по-прежнему гнул молодые побеги, шурша облетевшей листвой, но никаких звуков, которые мог бы издавать человек, не прозвучало в темноте сентябрьской ночи.