Я ударяю его по плечу, улыбаясь, и пружинисто поднимаюсь на ноги.
— Я помою посуду. Иди и выбери сериал, который не «Во все тяжкие».
— Это единственный превосходный сериал, который когда-либо выпускало телевидение. И это «нет» в части минета?
Я наклоняюсь ближе, чтобы вдохнуть его воздух, провожу пальцами по его подбородку, заставляя его ноздри раздуваться, а затем шепчу:
— Возможно. Попробуй еще раз через четырнадцать дней.
— Ах ты, маленькая дразнилка, — бормочет он, когда я скрываюсь за прилавком, и показывает на свои обтягивающие штаны. — Посмотри, что ты наделала.
— Ты всегда в таком состоянии.
— Около тебя. Так что тебе стоит решить проблему, которую ты и создала.
— Через четырнадцать дней.
— Через четырнадцать дней тебе лучше взять больничный, потому что ты лишишься способности ходить.
Его голос темнеет, и я решаю уставиться на стену, дабы не попасть под влияние потусторонней энергии, которую он создает одним лишь своим существованием.
И ему действительно нужно перестать быть привлекательным, когда он одет в обычные штаны и рубашку-поло. Нет смысла в том, чтобы он был ходячим секс-богом независимо от того, во что он одет. Или, может, на меня больше влияет запрет, чем я хочу признать.
— Кстати. — я занята уборкой прилавка, чтобы не смотреть на него. — Поздравляю с победой в сегодняшнем деле.
Мы теперь так делаем — участвуем в делах друг друга — и это принесло больше гармонии, чем я когда-либо думала. Мне нравятся его советы, а он, на удивление, ценит и мои несмотря на то, что мы работаем в разных областях.
Кингсли берет с прилавка зеленое яблоко и хрустит им.
— То, что я выиграл, было вопросом времени. У прокурора почти не было никаких аргументов.
— Скромничаешь? Это дело было непростым, в котором все было против тебя. Не знаю, как ты это делаешь
— Что делаю?
Он прислонился к прилавку, ест яблоко и следит за моими движениями, пока я навожу порядок.
— Все время одерживаешь победу.
— Не все время.
— Девяносто шесть процентов времени.
— Моя, дорогая. — ехидная ухмылка кривит его губы. — Следишь за моими процентами? Не знал, что я тебе так небезразличен.
Мое лицо становится горячее, чем температура в комнате.
— Нет. Я просто знаю это, потому что это на один процент выше моего. Что, кстати, несправедливо. Я больше соблюдаю протокол, чем ты, и должна иметь более высокий процент выигрыша.
— И все же нет.
— Это изменится.
— Ты говоришь так, будто ты мой соперник. — он приостанавливает жевание, когда мои пальцы замирают на чашке. — Подожди секунду. Ты ведь считаешь меня соперником, не так ли?
— А ты нет?
— Нет. Ты старший партнер в моей фирме. Мы должны быть подчиненными, а не соперниками.
— Тогда почему ты пытался сорвать мои дела, когда впервые узнал, что я мать Гвен?
— Чистая злоба.
— Не соперничество?
— Нет.
Я вздыхаю.
— Не могу поверить, что все это время я сама себе устраивала это соперничество.
— Это восхитительно, тем не менее. Мысли о том, что ты пытаешься побить мой процент и заводишься из-за этого, меня даже возбуждают. Хочешь искоренить это из наших систем?
— Нет, Кингсли.
Он поднимает плечо и выкидывает остатки яблока в мусорное ведро.
— Стоило попробовать.
Я мельком вижу, как он исчезает в гостиной и просматривает Нетфликс, пока я загружаю посуду в посудомоечную машину.
— У тебя есть еще какие-нибудь подушки, которые не пропагандируют личность Барби Кэролайн? — зовет он, отпихивая пушистые подушки.
Я улыбаюсь.
— В шкафу в комнате дальше по коридору.
Он выбрасывает еще одну пушистую подушку, не имея никаких других намерений, кроме чистой злобы, прежде чем направиться туда, куда я его направила.
Я беру несколько закусок и засовываю попкорн в микроволновку. Только когда жуткая тишина квартиры ударяет мне в грудь, я вспоминаю, что еще находится в шкафу в комнате, куда только что ушел Кингсли.
Черт возьми.
Я практически бегу по коридору, и все дыхание выбивается из легких, когда я обнаруживаю сцену, которая прямо из моих самых страшных ситуаций.
Тусклый желтый свет бросает мягкий отблеск на Кингсли, стоящего перед открытым шкафом. Подушки, за которыми он пришел, разбросаны по полу, а все его внимание сосредоточено на коробке в его руке.
Я медленно подхожу к нему, мое сердце бьется в горле.