Я бегу к ней.
Мои ноги резко останавливаются, когда из-за угла появляется тень и останавливается рядом с креслом Гвен.
Прошло двадцать пять лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и эти годы не прошли для него даром.
У Бруно Локателли злобный взгляд, суженные карие глаза и острый нос. По левой щеке до тонких губ проходит порез, оставшийся после покушения.
Его волосы, которые раньше были черными, теперь почти полностью стали седыми. Он всегда был крупным, но сейчас он переполнен мускулами и жиром.
Единственное, что он передал мне, это свой рост и крепкую костную структуру. В остальном я всегда была похожа на недетскую версию мамы.
— Привет, мой красный георгин.
В его словах с легким акцентом нет ни усмешки, ни насмешки, ни почти никакой обиды.
Я заподозрила, что мой отец ненормальный, после того как увидела, как он убил соседскую собаку за то, что она слишком сильно шумела, а затем он пригрозил убить сына соседа, когда тот пришел спросить о его собаке. Позже я поняла, что он был определенно из антисоциального спектра и использовал жизнь мафии, утоляя свою жажду контроля, крови и манипуляций. Поэтому тот факт, что я помешала его планам, был ему неприятен.
Очень неприятен.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я нейтральным голосом, который не выдает ни моих содрогающихся внутренностей, ни того, как сердце едва не выплескивается на землю.
Я всегда думала, что буду конфликтовать с отцом. Что рано или поздно он найдет меня. И я была готова к этому всю свою жизнь — включая те времена, когда я пыталась возвыситься над ним.
Разница лишь в том, что до этого момента у меня не было ни Гвен, ни Кингсли. У меня не было жизни, которую я хотела защитить всем, что у меня есть.
— Разве можно так приветствовать меня после стольких лет? Разве ты не должна хотя бы обнять меня?
— Ты никогда не обнимал меня раньше. Почему я должна делать это сейчас?
Искаженная ухмылка приподнимает его губы, обнажая золотой зуб.
— Ты всегда была стойкой, мой красный георгин. Я должен был назвать тебя так. Оно подходит тебе больше, чем имя, которое выбрала для тебя твоя мать. Она сказала, что Аспен — это дерево с нежными листьями в форме сердца, трепещущее от легкого ветерка. Мы оба знаем, что твоя мать была безнадежной, и ты совсем не такая, какой она тебя представляла. Несмотря на то, что ты женщина, ты выросла более жесткой, чем все мои мужчины вместе взятые, и даже добровольно выбрала жизнь мафии. Это был дерзкий поступок, за который ты заплатишь. Ты не только выбрала жизнь, за которую заперла меня, но и настроила против меня моего босса. Но если Николо думает, что я отпущу тебя только потому, что он мне это сказал, то он не понимает масштабов моей потребности в мести. Это личное, и у него не было места, чтобы вмешиваться, вот почему я сбежал.
— Ты… сбежал?
Но почему охранник не позвонил мне?
— Он мертв.
Мой отец кружит вокруг Гвен, как смертельно опасное животное, и она следит за каждым его движением, сжавшись в кресле.
— Кто мертв?
— Охранник, которого ты подкупила, чтобы он следил за мной. Я десять раз ударил его ножом в чертово сердце. По одному за каждый год, когда он шпионил за мной для тебя. Да, кстати, у него было двое прекрасных детей, о которых он часто говорил с другими охранниками, так что поздравляю, что ты их сделала сиротами.
Мои пальцы дрожат, но я сжимаю их вместе, отказываясь давать ему ту реакцию, которую он пытается от меня добиться.
— Николо не оставит твое непослушание без внимания. Я теперь работаю на семью.
— Николо может идти в жопу. Я просто двинусь сам по себе, один, после того как позабочусь о тебе. Хотя, должен сказать, мне нравится, какой умной ты стала. Ты унаследовала это от меня. Разве ты не должна поблагодарить меня за это?
— За что именно? — моя кровь закипает, и я двигаюсь к нему, пока не оказываюсь в нескольких шагах от него и Гвен. — За то, что обеспечил мне дерьмовое детство, или за то, что издевался над моей матерью, пока она не покончила с собой? За что я должна быть благодарна?
Выражение его лица не меняется, кажется, что его совершенно не затронула моя вспышка гнева.
— За то, что ты все еще жива и прошла такой долгий путь. Если бы я не попросил своих подчиненных поднять тебя после моего ареста, благодаря твоему предательству, ты бы не столкнулась с достаточным количеством несчастий, чтобы закалить свою душу и изгнать наивность, которую вложила в твое сердце мать. Ты никогда не сможешь стать сильной, если не станешь сломленной.