— Побеспокойся о себе.
— Я держу игрушки над его жадной головой. Ты держишь гребаный ноль.
— Я найду способ остаться в его добром расположении. Просто сделай мне одолжение и не лезь в мои дела на этот раз.
— Я подумаю об этом, только если ты заплатишь за такую услугу.
Я издаю прерывистый вздох.
— Ты богаче нефтяных принцев и такой же
гедонист. Какого черта тебе нужно больше денег?
— Деньги не та валюта, которую я себе представлял.
Его взгляд опускается на мои
Лабутены, затем скользит вверх по моим синим брюкам, к бежевой рубашке на пуговицах и останавливается там, где расстегнута первая пуговица.
Я удивляюсь, что не загораюсь от его пристального взгляда. Этот взгляд напряжённый и абсолютно обезоруживающий в своей новизне.
Он только что смотрел на меня так, словно хочет поглотить меня на обед, ужин и
завтрашний завтрак.
Этот образ поднимает мой накал, и я жалею, что не выпила больше кофе-текилы этим утром.
Что. За. Чертовщина?
Необходимость убежать от его пристального взгляда и удушающей атмосферы ударяет меня как потребность.
И это само по себе тоже что-за-чертовщина момент. Я не убегаю от мужчин, ситуаций или своих страхов. Я из тех, кто стоит прямо посреди бури с решимостью буйвола. Либо я выживу, либо умру. Никаких промежуточных вариантов.
Но это не просто мужчина или ситуация. Это человек, испортивший всю мою жизнь двадцать один год назад, и он продолжает разрушать ее в настоящем.
Он мой злейший враг и самый злодейский соперник.
Он дьявол, который раздавит меня без раздумий.
— Даже не думай об этом, — предупреждаю я, мой голос такой же жесткий, как и поза.
— Я ничего не говорил.
Он притворяется невинным, но его голос понизился до грохота.
— Ты странно на меня смотришь. Прекрати.
— Как странно?
— Как мужчина смотрит на женщину. Я не одна из твоих игрушек, Кингсли. Я отрежу твой член во сне, прежде чем ты приблизишь его ко мне.
— Это вызов, дорогая?
Его голос понижается до леденящего душу диапазона при этом проклятом ласкательном слове, и мой желудок тоже.
Но это не самое худшее в моей нелогичной реакции. Летучие мыши взрываются тошнотворно громким писком в черной пещере моей груди, и вариант с бегством становится обязательным, а не опциональным.
Однако я пытаюсь сохранить быстро уходящее спокойствие.
— Это предупреждение.
— Я не очень хорошо с этим лажу. — он делает шаг вперед, и требуется весь мой упорный контроль, чтобы не отступить назад. — На самом деле, я определенно воспринимаю это как вызов, так что будь бдительна в темноте. Никогда не знаешь, что может скрываться в тени.
Он остается на месте, заставляя меня вдыхать нотки кедрового дерева и тонкой сигары от него, будто осмеливаясь сделать шаг.
Я смотрю на него, но на ум не приходит ни одного остроумного ответа. Если я заговорю прямо сейчас, то произнесу лишь бессмыслицу.
— Обычно я не желаю людям удачи, когда намереваюсь их сломать, но тебе она пригодится в огромном количестве, дорога.
С последней провокационной улыбкой он разворачивается и направляется к своей машине.
***
Перед встречей с золовкой Николо я делаю три дыхательных упражнения и считаю до тысячи.
Мое хладнокровие испарилось, как и мой обычный скрупулезный способ упорядочивания эмоций. А это, по сути, запихивание их в подвал моей психики, где их никто не замечает, а тем более не видит.
С тех пор как сегодня утром на парковке произошла стычка с Кингсли, они злобно пытаются вырваться на поверхность и превратить меня в кощунственную версию эмоционального беспорядка.
Я подумывала позвонить Нейту, но что, черт возьми, я ему скажу?
Почему твой придурок друг доводит сумасшествие до предела?
Или, быть может, мне стоит спросить его, какого хрена я удостоила его сумасшествие каким-то кроме чистого презрения.
В любом случае, вариант со звонком Нейту был отменен вскоре после того, как он сформировался.
В отличие от мудака Кингсли, я не стану беспокоить ни его, ни свою дочь во время их медового месяца.
Вот почему я сижу за своим столом, осанка жесткая, пальцы выстукивают по клавиатуре с практической эффективностью. Если бы я могла сосредоточиться, это было бы идеально.
Телефонный звонок от моего помощника, сообщающего, что приехала миссис Лучиано, спасает меня от беспорядка, творящегося в голове.
Я хорошо справляюсь с работой, и, несмотря на сексистское, членораздельное эго Кингсли, я считаюсь одной из лучших в юридическом круге с показателем побед девяносто пять процентов. Это всего на один пункт ниже его девяноста шести процентов и совсем недалеко от ста процентов Нейта.