Вонь его одеколона и потного мужского мускуса затыкает мне рот, когда он маневрирует надо мной. Пока он ищет удобную позу, я поднимаю колено и бью его по яйцам.
Он дергается с животным воплем, и я использую этот шанс, чтобы выползти из-под него.
— Ты гребаная сука!
Он хватается за свои поврежденные гениталии и дергает меня назад за волосы. Мир уходит из-под ног, но прежде, чем я успеваю упасть на землю, он толкает меня вперед, и я ударяюсь о ствол дерева.
— Ты пожалеешь, что связалась со мной, сука.
Его отвратительный голос наполняет мои уши, и гнилостный запах алкоголя — единственное, чем я могу дышать. На данный момент я понятия не имею, исходит ли это от него или от меня.
— Давай, ты, гнилой кусок дерьма, — выплевываю я сквозь стучащие зубы. — Думаешь, я боюсь тебя или твоей хрупкой мужественности, которую тебе нужно продемонстрировать, нападая на меня? Покажи мне свое худшее, мудак. Посмотрим, волнует ли меня это, черт возьми!
— Эта сука…
Он тянет меня за волосы, пока почти не вырывает их с корнем, и слезы щиплют глаза. Я прикусываю губу достаточно сильно, проглатывая острый металлический привкус крови.
Но я не хнычу, не показываю ему свою боль, и определенно не умоляю. Такие ублюдки, как он, моя тетя, мой дядя и мой отец — все одинаковые.
Они хотят продемонстрировать свою силу, цепляясь за тех, кто слабее их, но я не моя мать.
Я не буду жертвой или статистикой.
Я не доставлю им удовольствия видеть, как я страдаю.
— Достаточно.
Мой позвоночник вздрагивает от единственного авторитетного слова третьего, неактивного участника сцены.
Это тот же самый голос, что и раньше. Тот, кто определенно видел меня, но сказал своим друзьям, что никого нет.
Аноним.
Джокер тяжело дышит.
— Но она..
— Я сказал. Достаточно.
Его тон излучает больше командования, чем раньше. Я оказалась права, предположив, что он обладает властью, потому что Джокер дергает меня за волосы сильнее и с явным разочарованием, как это сделал бы подчиненный перед своим боссом.
То, как папины подчиненные дрожали перед ним.
— Я должен преподать ей урок, — говорит он так тихо, что даже я едва его слышу.
— Когда я говорю, что достаточно… — звук твердых шагов усиливается напряженной тишиной, повисшей в воздухе. — Я имею в виду, достаточно, блядь.
Тяжесть, давившая на меня со спины, внезапно исчезает.
Удар.
Я ахаю, когда Аноним заезжает кулаком в лицо Джокеру и отправляет его в полет.
Он не двигается.
Я имею в виду Джокера. Он неподвижно лежит на земле, и мое сердце чуть не выплескивается на траву рядом с ним.
Лямка снова падает с плеча, и мое лицо горит, но я не могу сосредоточиться на этом прямо сейчас.
— Он… мертв?
Я не знаю, как я говорю так спокойно, когда я почти уверена, что должна паниковать.
— Просто потерял сознание, — говорит Аноним с пренебрежительным нейтралитетом, свойственным только психопатам.
После того, как я медленно встаю, я на пару сантиметров приближаюсь к своему телефону, который лежит на траве, мигая от сообщения.
Вероятно, Кэролайн. Тем не менее, Аноним достигает его первым несколькими целенаправленными шагами.
Он переворачивает его, засовывает в карман джинс, затем указывает на своего неподвижного друга. Хотя, возможно, друг это преувеличение, учитывая, что он вырубил его одним ударом.
— Он может быть слабаком, но он прав. Звонить в 911 крайне неразумно и граничит с безрассудной глупостью.
— Тогда я не буду. Могу я вернуть свой телефон? Я хочу домой.
— Ночь еще только начинается. — он приближается ко мне с нарочитой непринужденностью. — Кем ты должна быть сегодня? Ведьмой?
— Роковой женщиной.
Я не вижу его лица, скрытого за дурацкой маской, но наступает пауза, и клянусь, что его глаза блестят в тусклом свете. Они выглядят темно-синими, как мистические глубины безжалостного океана.
— Вот как это будет, роковая женщина. Ты составишь мне компанию, пока не закончится Ночь Дьявола.
— С чего бы мне это делать?
— Или так, или я запру тебя в каком-нибудь подвале, где никто не сможет тебя найти, пока не явится уборщица. Что, если я правильно все помню, может занять несколько дней, в зависимости от того, необходимо ли домовладельцам что-то из подвала или нет.
Моя рука сжимается в кулак, но я медленно отпускаю, когда его внимание переключается на нее. Я вижу, что он делает, но эта тактика запугивания на мне не сработает. Не тогда, когда я узнала их все от своего отца.