Но потом он говорит:
— Как насчет обмена?
— Если это не твоя жизнь во имя мира человечества, мне это не интересно.
Он усмехается, и я ненавижу, как этот звук вибрирует на моей шее и проникает под кожу.
— Я слишком ценен, чтобы жертвовать собой ради чего-то столь скучного, как человечество. Так как насчет того, чтобы я ответил на любой твой вопрос о Гвен, а в обмен ты доешь тарелку с едой?
Я была так готова сказать ему, чтобы он шел трахать столб. Но этот ублюдок сразу перешел к делу. Он знает, как отчаянно я хочу иметь хоть какое-то подобие отношений с Гвен, даже если для этого мне придется продать душу дьяволу — ему.
— Не один вопрос. Я хочу бесконечное число.
— Это не так работает. Один вопрос за одно блюдо.
— Три.
— Один.
— Два.
— Один. Если хочешь больше, тогда тебе нужно поужинать со мной в другой раз.
— Ты хитрый мудак. — я вздыхаю.
— Спасибо за комплимент, ведьма. А теперь открой рот.
Я пытаюсь забрать ложку.
— Я могу есть сама.
Он держит ее на расстоянии вытянутой руки и говорит.
— Мой стол. Мои правила.
Я делаю вдох и открываю рот, чувствуя себя странно. Как ребенок, но в то же время так сильно возбуждена, что это должно быть незаконно. Отчасти это желание связано с тем, что кто-то заботится обо мне, обволакивает меня и обеспечивает защиту, о которой я и не мечтала. И почему-то это вызывает странный вид вожделения, которого я раньше не испытывала.
Коротко закрыв глаза, я думаю о Гвен, и это заставляет ощущение медленно угасать.
— Она когда-нибудь спрашивает обо мне?
Мой голос звучит тихо в тишине столовой.
Кингсли продолжает непрерывно кормить меня, выражение его лица пустое, но это не гневное выражение, которое он использует, маскируя своих демонов. Это более нейтральное выражение, как когда он находится в статичном состоянии, что бывает чертовски редко.
— Она спрашивала несколько дней назад. Снова поздоровалась и спросила, не доставляю ли я тебе хлопот.
— Ты… никогда не говорил мне об этом.
— Ты проходила операцию «Избегаю Кингсли», поэтому я не думал, что тебя волнует то, что Гвен должна была рассказать мне о тебе.
Я опускаю голову.
— Ты все равно мог бы мне рассказать.
— Ключевое слово «мог бы». Кроме того, что это изменит? Если ты не перейдешь с ней в наступление, Гвен никогда не посчитает тебя матерью.
— Наступление?
— Значит идти в наступление. Быть активной. Не жди, пока она сама придет к тебе. Это было возможно несколько лет — да что там, даже несколько месяцев назад, — но сейчас она более эмоционально стабильна, благодаря определенному ублюдку, который не будет назван, и поэтому, вероятно, она не испытывает потребности в матери, как раньше.
Мои губы размыкаются.
— Ты только что дал мне совет насчет Гвен? Думала, ты хочешь, чтобы я исчезла из ее жизни.
— Я бы все равно выгнал тебя, если бы это было возможно, но опять же, я забочусь о ней больше всего на свете, так что, если ты ей нужна, я не могу просто стереть тебя или Нейта. Хотя мои убийственные планы в отношении этого ублюдка все еще живы и действуют.
Я смеюсь.
Он сужает глаза.
— Над чем ты смеешься?
— Ни над чем. Ты просто говоришь как очень строгий родитель.
— Я очень строгий родитель, поэтому не могу поверить, что позволил ей выйти замуж за Нейта. Думаешь, аннулирование брака теперь возможно?
— Боюсь, что нет, если только ты не хочешь стать для Нейта темой о том, как избежать наказания за убийство. Серьезно, не понимаю, почему ты так часто цепляешься к нему по этому поводу. Они оба взрослые люди, влюбленные.
— Он более взрослый и не должен был смотреть в сторону моей гребаной дочери. Тебя не было рядом, поэтому тебе не знакомо чувство, когда ты узнаешь, что твой «брат», который должен был прикрывать тебя, трахает твою дочь под твоей чертовой крышей.
— Туше, придурок. — я отталкиваю его и встаю, с удивлением замечая, что съела почти все, что было в тарелке. — Но в тысячный раз повторяю: я не знала о ее существовании. Хватит винить меня за потерянные двадцать лет.
Я и так достаточно себя виню.
— Чтобы винить тебя, меня это должно волновать, а как уже говорил, мне плевать.
— Пошел на хрен, Кингсли.
— Очень скоро. И начну я с этого ротика.
— Лучше пересмотри свое завещание, потому что я откушу тебе член.
Я показываю ему средний палец и выхожу, сопротивляясь желанию бежать, будто моя задница в огне.