Дверь машины вырвали, словно она была из бумаги. До сих пор в мельчайших подробностях помню длинные, легкие, будто прозрачные пальцы, тяжелые кольца, узкий рукав, закрывающий руку до костяшек... Помню, как сверкнуло золото вышивки, отражаясь в темно-карих глазах. Огромных, внимательных, и...очень грустных. Золотые искорки, правильные черты лица, волны мягких каштановых волос, тонкая талия, перехваченная широким поясом со странным, но очень красивым узором, который почему-то отделился от хрупкой фигуры и поплыл на меня... Все это медленно исчезало из сознания...
- Сын... - все же шевельнулись мои губы, - сын...
- Надо же. Тоже мальчик. Сколько ему? - доброжелательно поинтересовалась незнакомка, словно мы встретились не в покореженной машине, а на какой-нибудь встрече новоиспеченных мамаш.
- Два. Скоро будет...
- Будет, - кивнула женщина. - Обязательно будет. Как и моему.
Я не видела, что она делает, слышала только мелодичное пришептывание на непонятном языке.
Потом заплакал Паша - горько и обиженно. Перепугано. Но сильно.
- Так, - тяжело дыша, проговорила женщина. - Все. Времени доработать до конца нет, но ничего. Шпагу в руки возьмет - и все разработается. Теперь вы. А то покалеченной маме без ног тяжело будет за таким сильным мальчиком бегать...
На мой лоб опускается теплая ладонь. Раздается мелодия непонятных слов - только более громкая, требовательная. Боль отпускает.
- Вот так-то лучше, - тихо говорит женщина. - Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня.
- Зачем вам такой мужчина?
И она брезгливо кивает на потерявшего сознание Виктора.
- У него только лоб разбит - и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов - разрабатывайте кисть. Не могу я задерживаться... Пора.
И она исчезла.
В тот же день, как только нас отпустили из больницы, а сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали, я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови - как же, ее мальчик под следствием, а я бегу - и ушла.
Виктор особо не расстроился:
- Любви между нами особой не было, - пожал он плечами. - По залету - это и есть по залету... Да и скучная ты. Драйва с тобой рядом никакого. Ботан.
Я смотрела на него и не понимала себя. Чем я думала? Где были мои глаза? Рядом со мной был мальчишка, который не умел ценить жизнь - ни свою, ни чужую. Ни даже жизнь своего сына.
Отец помог отделаться моему экс-супругу условным сроком - мне досталась квартира. Преподавать в Академии МВД я стала, будучи еще аспиранткой, потом защитила кандидатскую диссертацию. В восемь лет отвела Пашку на фехтование. Брали мальчишек постарше, но я уговорила. И через несколько лет сын выиграл первенство города, потом стал третьим в своей категории на России и попал в первую десятку олимпийского резерва. И понеслось... Соревнования, тренировки, репетиторы почти по всем предметам, чтобы не отставать в школе. Спасибо родителям - и моим, и Виктора: лагеря, мастер-классы и очень дорогую экипировку они брали на себя. Объяснять никому ничего, слава богу, мне ни разу не пришлось. Паша так был увлечен этим видом спорта, что все были уверены - заниматься фехтованием захотел он сам.
Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это причиняло боль... Каждый раз, когда наблюдала за тем, как легко, грациозно, на самом деле молниеносно сын делал выпад и неестественно выворачивал кисть... Почему-то лично для меня это выглядело как в замедленной съемке. Я снова слышала голос... Видела тонкие руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.
А через двенадцать лет после аварии - ко мне в дверь постучалась измученная и раненая женщина. Это была она. Та, что спасла сына и меня на кольцевой. Только на этот раз она была в черном брючном костюме. Волосы стянуты в хвост, миндалевидные глаза чуть подведены. Но почему-то именно этот современный вид показался мне маскировкой. Это была она, но ощущение, что именно тогда, много лет назад, я видела ее такой, какой она и должна быть, не проходило. Рядом с ней стоял бледный мальчик - Пашкин ровесник. И когда странная гостья попросила помочь выжить ее сыну, как она помогла тогда моему, я помчалась на кухню за перекисью и бинтами, а когда вернулась - ее уже не было. Не обращая внимания на двух мальчишек, настороженно косящихся друг на друга, не обращая внимания на Пашку, который кричал про проход с радужной оболочкой, в котором исчезла незнакомка - я села на пол и заплакала. Вся тяжесть этих лет вдруг отпустила сразу. При этом вопросов стало больше, чем ответов... Нет, я не сумасшедшая - эта женщина действительно была там, во время аварии. И да, - я сумасшедшая, - потому что в моем коридоре появилась и исчезла женщина... А потом заговорил этот странный мальчик. Тихо, медленно и очень серьезно.