— Мне страшно предположить, что будет с Ричардом, когда…
— Простите, ваше величество, — я перебила и присела в положенном реверансе. — Но я не желаю говорить об этом.
Фредерика передернуло.
— Пожалуй, я у вас загостился, — обратился он к моему отцу. — Насчет того, как вернуть обратно обычную жизнь вашей дочери… Можете не беспокоиться. Я отправлю людей, они озаботятся, чтобы все были уверены — ваша дочь была эти месяцы… Как вы думаете, где лучше?
— В командировке за границей? — предположил отец.
— Отлично. Так и сделаем. Всего вам доброго. Миледи! — он ожег меня взглядом черных глаз. И ушел.
Я заметалась по дому, не зная, что делать. Догнать — и сказать, что не хотела его обидеть? Поймала изумленные взгляды родителей.
— Не спрашивайте, пожалуйста. Я не готова об этом разговаривать. Одно понимаю совершенно четко — как хорошо мне было все двенадцать лет одной…
— А я рада, что в твоей жизни кто-то появился. Пусть даже и не срослось, — отрезала мама. — А императора ты зря обидела. И пирожков не поел, бедный…
— Бедный, — фыркнула я.
— А что будет со мной? — раздался тихий голос мальчика.
— Тебе нравится с нами? — опустилась я на колени перед коляской.
Мальчик фыркнул:
— Все лучше, чем в детдоме.
— Тогда давай попробуем стать семьей, — предложила я.
— Очень я вам нужен. Еще и безногий.
— У меня есть Паша. Он — фехтовальщик. У меня есть Рэм — приемный сын. Он — герцог. Теперь появился и ты. Добро пожаловать в семью.
— Как-то мне не верится…
— Ничего. У тебя будет время. Только один вопрос — как тебя зовут?
— А если я не помню? Или не хочу помнить?
— Выбери любое имя… Я думаю, что с документами проблем не будет.
— После того, как вы обошлись с этим… Фредериком, — он поморщился. — Я бы на это не надеялся.
— Если что — попросим кого-нибудь другого.
— Так вы не сдадите меня обратно?
— Вот уж за что бы я не переживал, — раздался насмешливый голос Паши. Он спускался со второго этажа. — Ты еще не знаешь матушкин любимый стишок: «Я нашла в лесу ворону — грязную, вонючую. Все равно ее не брошу. Все равно замучаю!».
— Павел, — еле сдерживая смех, скривилась я.
— Чего ты напрягся? — не обратил внимания на мое недовольство Паша — и обратился к приемышу. — Если ты о «грязной вороне» — так это я. Меня так мама называла. Теперь и тебя будет. Она у нас… своеобразная.
— Разозлишь — пострадаешь, — рыкнула я.
— Так что не печалься, брат. Она теперь и из тебя человека будет делать.
— Меня зовут Феликс, — отозвался мальчик.
— Добро пожаловать, Феликс — протянул ему руку Паша.
И Феликс осторожно пожал.
— А куда вы императора дели? — продолжил соло мой сын. — Они же фанаты выпечки с Ричардом.
— Ричард, — выдохнула я.
— Мам, прости, — с сожалением осекся Павел.
— Ничего. Я пойду, прилягу.
— А кушать? — огорчилась мама.
— Чуть позже. Пожалуйста.
Я поднималась по лестнице в свою комнату, когда услышала, как Паша говорил родителям:
— А соберите мне пирожков побольше. Я отнесу Фредерику. У меня кулон есть — с ним можно в определенные места Империи перемещаться. В том числе и во дворец. Он же о маме заботился, когда она болела…
— Мама болела?!
— Павел, — рыкнула я… Ну вот зачем лишнюю информацию родителям сливать! Они и так слишком много пережили…
Добравшись наконец до кровати я провалилась в сон, как только закрыла глаза.
Темные коридоры дворца Тигвердов. Осторожно ступая по мягкому ковру, иду туда, куда манят звуки изумительной, печальной мелодии. «Туда, туда», — будто от чьего-то тяжелого дыхания едва колышутся гардины; «иди, иди» — шепчут портреты, бесшумно открываются позолоченные двери, кланяются тени камердинеров, завороженные чарующими звуками. Удивительная музыка, — светлая и печальная. …Дворец, затаив дыхание, ищет таинственного музыканта, в одной из своих многочисленных комнат. И вот, наконец, передо мной огромный парадный зал.
Император играет на рояле. Рядом с ним стоит женщина, — она улыбается и, уловив едва заметный кивок, — переворачивает ноты изящной рукой. Длинные, смуглые, легкие пальцы, наполовину прикрытые рукавом. Тонкая талия, перехваченная несколько раз широким поясом. Карие глаза, каштановые, с медным отливом, распущенные волосы. Никакой прически — только тонкий кожаный ободок вокруг лба. Она невероятно красива, и отчаянно мне кого-то напоминает.
Я посмотрела на Императора. Он, казалось, был захвачен мелодией. Музыка то рыдала навзрыд о потерянной любви, то тихо вздыхала о пережитом счастье, то просто таяла от нежности.
Кто эта женщина, которая так похожа на ту, что спасла меня? Ее сестра? Когда это было? Или это….
Я тихо сделала шаг назад. Еще один. И еще…
И поняла, что дворец исчез — стремительно, будто сменили декорации во время представления. И вот я уже в лесу — ночном, дремучем, заповедном. Где-то неподалеку весело мерцает, приманивая меня, яркая звездочка костра. И я поняла, кого увижу…
Подошла — и просто присела рядом. Мы не смотрели друг на друга — только на пламя костра. Как в тот вечер, когда расстались, — на пламя камина. Ричард смотрел перед собой, не замечая моего присутствия. Я проследила за его взглядом…
По ту сторону костра играли женщина и ребенок — мальчик, лет, наверное, пяти. Черноглазый, кудрявый мальчуган. Женщина…Я не верила своим глазам — та самая женщина, что была во дворце! Теперь она была в простом платье, но все с тем же поясом. Узоры, которые я не забуду никогда. Узоры, дающие жизнь…Медные волосы заплетены в две косы. Она, смеясь, взмахнула руками — и перед мальчиком появился огненный фантом жеребенка. Маленькая лошадка — не выше его пояса. Ребенок взвизгнул от восторга — и они втроем принялись бегать вокруг костра… Они совершенно не замечали нашего присутствия, и я поняла, что эта женщина и там, во дворце, — тоже меня не видела. Яркие искры уносились в черное небо, летели из-под копыт; яркие всполохи вторили им в черных мальчишеских глазах, полных чистого, искреннего, неподдельного счастья…
Женщина и мальчик исчезли. Остались мы с Ричардом. Пахло лесом и костром. Под ногами — мягкий мох. Треск горящих сухих веток, тепло…Тепло, от которого больно. Нестерпимо больно.
Меня охватила злость… Эти двое показывают мне женщину — я ничего не понимаю…Зачем все это? Кто она? Я посмотрела на Ричарда. Зачем я здесь?
Маги…Магия…Заставить человека все забыть, заставить его за несколько минут прожить не свою жизнь, похоронить дочь….А потом за несколько минут вернуть все обратно. Срастить кости, сухожилия, нервные окончания…А душу? Слабо?
Да, — в нашем мире шпагами друг друга бьют понарошку. На фехтовальщиках — защита. Удар — не до первой крови — до первого касания. Зато верят по-настоящему! Вслепую! Без доспехов… До тех пор, пока не проткнут сердце ложью насквозь. До тех пор, пока оно не истечет кровью. А потом… Потом не маги, но воины моего мира встают — и верят снова! И снова вслепую, и снова — в кровь! Это — тоже магия. Магия сердца. У нас тоже школы, стили, направления….Магия Веры, Магия Надежды, Магия…Любви…! Я — маг своего мира, я — сильный маг, понятно?! Я творю свою магию — я верю и люблю просто так — без гарантий. И если ты потерял свою магию — то мне терять нечего, — моя магия не боится ваших кентерберийских червей!
Я поняла что сжимаю зубы так, что болят скулы, сжимаю кулаки так, что на ладонях от ногтей выступили алые капельки крови, а еще жжет запястье…Браслет был раскален до бела, но кожа не покраснела — странно… Я так задумалась, так разозлилась, что даже забыла о том, что рядом сидит Ричард.
— Ты прогнал меня, — сказала я. — Тебе стало лучше?
И ушла, не дожидаясь ответа.
ГЛАВА 3
Я проснулась злая как аспид. Ну, вот что за невозможные люди! Мало того, что они мне всю душу вынули — что отец, что сын. Мало того, что Ричард, взревновав, уничтожил наши чувства, наши отношения. Так и его отец… Туда же — на лирику его потянуло. И почему я так остро среагировала на его жесты? Тем более, зная, что император Фредерик, как и его сын, чувствует реакции. Они же эмоции считывают. И значит, все что на меня нахлынуло в тот момент, когда он взъерошил свои чертовы волосы… Для него не секрет.