Целую жену в щеку. Вполне невинно. Могу представить, какая разъярённая пылающая огнем кошка у неё сейчас в душе.
— Здравствуй, любовь моя. Я вернулся. Хотя, вероятно, и ненадолго.
Маша многообещающе посмотрела на меня и светски кивнула.
— Добро пожаловать домой, любимый. Я ждала тебя.
Теперь пришла очередь сестры.
— Здравствуй, Оленька. Всё ли благополучно? Как Тихон? Как муж?
Ольга улыбнулась.
— Спасибо, Мишкин. Всё хорошо.
— Как ты сама?
Усмешка.
— Ну, немножко токсикоза делам не помеха, верно?
Да, третий месяц беременности — ещё то удовольствие. Ободряюще сжимаю руку сестры.
— Держись, Оленька. Всё, что будет нужно — только скажи.
— Спасибо, Мишкин.
Очередь подрастающего поколения.
— Привет, сынки. Привет, Ива. Как ваши дела?
Все что-то отвечали, но, посмеиваясь, поглядывали на напряженную Императрицу.
Наконец, весь официоз со всеми министрами, генералами, сановниками и прочими был закончен. Я каждому пожал руку и сказал пару слов. Время докладов и разборок ещё не наступило. Дайте Царю-батюшке хоть умыться с дороги!
Мы прошли в Императорский павильон в аэропорту и Маша, взяв быка за рога, велела:
— Так, дорогие родственники, оставьте нас на четверть часа.
Ива хихикнула и тут же получила локтем в бок от Мишки, а Ольга скомандовала:
— Так, молодежь, пойдёмте-ка отсюда. Ну-ка, быстренько-быстренько…
И тихо прикрыла за собой двери.
Маша подошла ко мне и, глядя снизу-вверх в глаза, сказала лишь три слова:
— Я люблю тебя.
Наши губы горячо нашли друг друга…
* * *
ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. СЕВЕР КОРЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА. 30 октября 1921 года.
Андрей жадно грел озябшие ладони о бока видавшей виды серебряной чашки. Кружка была мята в многочисленных боях и походах, не раз испытывала на себе как перипетии жизни, так и попытки её, чашки, эту жизнь исправить. Во всяком случае, некогда сверкающий и правильный сосуд из благородного металла, давно уже потерял и форму и стать, лишь благородство серебра все ещё сверкала сквозь копоть и грязь сражений.
Конечно, денщик Никодим всячески грозился привести любимую чашку своего начальства в потребное состояние, но всякий раз ущерб от очередного похода превышал всяческие его возможности. Впрочем, чашка до сих пор не прохудилась, а значит, свои ключевые функции — поить своего хозяина кофе, чаем, или, хотя бы кипяточком, она исполняла исправно. А что ещё нужно офицеру на фронте?
Капитан Романов вдохнул непривычный аромат, доносящийся из чашки и, с сомнением, посмотрел на её содержимое.
— Никодим!
— Тут я, Ваше Высочество!
Денщик вытянулся в дверях блиндажа. Андрей поморщился раздраженно.
— Что ты опять тепло выпускаешь, болван ты эдакий?! Дверь закрой!
— Виноват-с, Ваше Высочество, не извольте серчать, сейчас всё будет в самом наилучшем виде!
Никодим живенько проскользнул внутрь, поставил на место наспех сколоченную «дверь» и тут же занавесил проём сшитыми в единое полотно волчьими шкурами, из числа тех, что Князь Императорской Крови самолично раздобыл на охоте в горах Афганистана.
Дождавшись завершения манипуляций, Андрей строго посмотрел на денщика.
— Признавайся, проходимец ты эдакий, ты куда чай подевал и что это за дрянь в чашке?!
Никодим вытянулся и доложил:
— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество! Кофий ваш, и чай ваш, всё на месте! А это не дрянь, как вы изволили выразиться, а местные лекарственные сборы для укрепления организма! Посоветовали мне тут давеча местного известного знахаря, так вот я и…
Андрей сокрушенно покачал головой.
— Да, ты, братец, точно белены объелся! Кто ж на вражеской территории покупает не пойми какие травки и поит ими Князя Императорской Крови? Совсем с ума сошел? А если бы я, к примеру, отравился? Или тебе нужно расследование по делу о покушении на жизнь члена Императорской Фамилии?
Тот захлопал глазами.
— Дык… Я ж сам давеча пил, и ничё, живой…
Тут в дверь постучали.
— Да!
На пороге возник дежурный офицер.
— Ваше Высочество, прошу простить, тут прибыл какой-то военный корреспондент. Документы проверили, вроде всё в порядке. Вещи его и револьвер оставили в дежурке. При нём оружия нет.
Капитан Романов нахмурился. Вот час от часу не легче. Зачем ему тут корреспондент? Тем более сейчас?
— Чего хочет?
Офицер козырнул.
— Хочет представиться по случаю прибытия к новому месту службы и обсудить дальнейшую его деятельность в батальоне.
М-да, не было печали. Опять в вышестоящих штабах маются дурью от безделья. Но, деваться некуда, раз прислали, надо хотя бы принять. А там видно будет, как от сего «подарка» избавиться поскорее.
— Ладно, Яковлев, черт с ним, зови.
Офицер козырнул и исчез за дверью. Капитан несколько секунд молча дырявил взглядом своего денщика, пытаясь вспомнить, на чём он собственно остановился, распекая того, но вспомнить не успел — в дверь вновь постучали.
Появившийся молодой подпоручик вытянулся и отрекомендовался:
— Ваше Высочество! Честь имею представиться по случаю прибытия к новому месту службы! Подпоручик Норкин, честь имею!
Андрей цепким взглядом оглядел прибывшего. Вроде молодо-зелено, но нет. Нашивка за ранение. Два солдатских Георгия на груди. Значит воевал и в офицеры попал уже после Великой войны. Знак Мариупольского военного училища. Стало быть, окончил факультет военной журналистики. А в Мариуполе готовили отнюдь не просто пропагандистов-агитаторов, там именно что военная журналистика со всеми вытекающими. Там всё серьёзно. Эти, мягко улыбаясь, душу вынут незаметно. А потом книгу о тебе напишут. И хорошо, если только книгу.
— Подпоручик, позволю себя осведомиться, какими судьбами вы в наших краях и почему именно в наших?
Тот вытянулся ещё больше.
— В связи с началом войны, наш курс, как прошедший две трети учебной программы, прошел полевые испытания и был выпущен досрочно по ускоренной программе. По прибытию на Дальний Восток в Штабе получил право выбора места службы. С замиранием сердца и внутренним восторгом в качестве дальнейшего места службы мной был выбран ваш легендарный Лейб-Гвардии Кавалергардский Его Всесвятейшества и Величия бронетанковый полк! В штабе полка меня приписали к вашему батальону!
Комбат капитан Романов хмуро оглядел прибывшего.
— Вот скажи, подпоручик, что мы тебе плохого сделали, а? Или ты считаешь, что мы рады видеть писаку в своих рядах? Зачем ты мне здесь? Езжай обратно в свой Штаб…
* * *
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 29 октября 1921 года.
Нельзя сказать, что из-за двери квартиры Их Величеств не доносились никакие звуки. Начальник Службы Безопасности Дворца генерал Климович тихо прикрыл за собой дверь внешнего периметра. Пришлось сегодня посты охранения отвести на лишние пять-десять метров дальше от квартиры, оставляя между охраной и Особами лишние закрытие двери. Конечно, шептаться при Дворе будут всё равно, но нечего зря искушать подчиненных. Охрана усилена и внутри дворца и снаружи.
А звуки, ну, что звуки? Завидовать Государям следует молча.
* * *
ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. СЕВЕР КОРЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА. 30 октября 1921 года.
Норкин резкими движениями оправил форму и с вызовом посмотрел на Великого Князя.
— Смею заметить, Ваше Высочество, что я такой же ветеран, как и подчиненные вам солдаты и офицеры. Труса не праздновал и пулям не кланялся. Служу там, куда направило меня наше святое Отечество, служу верой и правдой, и я никому не позволю унижать то поприще, которое избрала для меня судьба.