Выбрать главу

Танахайа повернулась и подняла свободную тунику, не обращая внимания на боль от гниения, превратившего ее раны в полости, которые только сейчас начали заживать.

– Видите следы на коже, похожие на цветы? – спросила у собравшихся Кира’ату. – Даже через несколько лун после нападения они все еще горячие на ощупь. Такой эффект не может возникнуть после обычного яда. Но они очень похожи на раны, полученные другим способом – тем, что действует на тело снаружи. Я говорю о драконьей крови.

Лицо Кендрайа’аро оставалось разгневанным, но, услышав ее слова, он немного побледнел.

– То есть ты утверждаешь… – начал он.

– Я ничего не утверждаю, Защитник, – сказала Кира’ату. – Я говорю о том, что знаю.

– Неужели кому-то еще непонятно, что тот, кто имеет доступ к кей-вишаа и драконьей крови, хочет помешать нам восстановить наши отношения со смертными? – заговорил Джирики. – Это же совершенно очевидно. И достаточно, чтобы вновь отправить Танахайю в Хейхолт.

Кендрайа’аро покачал головой, медленно, но решительно.

– Мне все равно. Я не разрешаю.

– Я уже сказала, Старейшина, мне не требуется твое разрешение. – Танахайа старалась говорить как можно спокойнее, хотя сердце отчаянно колотилось у нее в груди. – Исключительно из вежливости, я сообщаю тебе, что вновь отправляюсь к смертным. А теперь мне нужно подготовиться к путешествию.

– Позволь помочь тебе, сестра моего сердца. – Адиту встала, и ее живот был подобен полной луне, плывущей над горизонтом. – Ты лишь недавно поправилась.

– Я боюсь, что уже никогда полностью не поправлюсь, – сказала Танахайа. – Но у меня хватит сил, чтобы выполнить свой долг.

Они вышли из пещеры бок о бок, остановившись только для того, чтобы отдать дань уважения спящей Ликимейе, закутанной в покрывала из шелка бабочек. Сами бабочки вновь замерли на потолке и стенах, и в этот момент в пещере воцарилась тишина, зида’я размышляли о том, что было сказано. Однако Танахайа не сомневалась, что тишина в Ясире не будет долгой после того, как она уйдет.

Часть первая

Конец лета

Жестокая сфера, мой недруг, солнце,

Сияющее над всем.

Я никогда больше не хочу видеть

Гордые дубы Хекасора с ветвями

В виде молний,

Мерцающие голубые воды озера Силверхом

И бесконечное, бесконечное небо.

Исчезни, мерзкое солнце! Ты печалишь меня.

Шан’и’асу с пика Голубого призрака

Глава 1

Старое сердце

Прикосновение тонких пальцев так сильно напугало Моргана, что он спрыгнул с ветки, на которой сидел, сильно ударился коленом и локтем о нижнюю и неуклюже упал на землю. Даже не пытаясь подняться на ноги, он пополз на четвереньках вперед, чувствуя, как в ушах мучительно пульсирует кровь. И только оказавшись в дюжине шагов от дерева, Морган осмелился оглянуться.

Лунный свет просачивался сквозь кроны древних деревьев, но не помогал понять, что за зверь коснулся его несколько мгновений назад. Впрочем, он совершенно точно знал, что смотрит на окутанное серебристым сиянием существо, подобное которому он не видел никогда в жизни, – оно оказалось меньше его младшей сестры, и это заставило страх немного отступить, но Моргану никак не удавалось сообразить, что это за животное… вроде не медвежонок и не обезьяна. А в огромных черных глазах застыло удивление, и, прежде чем зверек повернулся и исчез в нижней части дерева, Морган даже успел разглядеть руки с пальцами, а не когтями.

Морган сидел на влажной земле, пока луна снова не исчезла за деревьями. Он дрожал, дожидаясь, когда сердце немного успокоится, ему ужасно хотелось заплакать, но он не осмеливался издать ни звука. Морган понятия не имел, откуда пришел и как долго бежал.

«Я заблудился, – понял он. – Один в лесу Альдхорт. Заблудился».

Это знание было подобно сильному удару, и ему отчаянно хотелось выпить чего-нибудь крепкого.

Морган проснулся от жуткого мрачного сна, в котором его атаковали корни и сплетающиеся ветви дерева, а ползучие растения, точно мстительные призраки, хватали его и тащили куда-то, и обнаружил, что вместо жутких фантомов на него смотрит ярко-голубое летнее небо и теплый утренний воздух наполнен запахами самых разных растений.

У него было всего несколько мгновений, чтобы почувствовать облегчение, насладиться идеальной невинностью дня; затем он попытался выпутаться из плаща, в который завернулся, когда уснул на дереве. Его падение замедлили нижние ветви; ему повезло, что он забрался лишь на высоту нескольких своих ростов. Тем не менее он успел поцарапаться в нескольких местах, прежде чем свалился на землю.