Так и течёт время. Вчера «Мицубиси» провозглашала лозунг «защиты национальных интересов», сегодня она исповедует веру в «интернационализацию экономики». А завтра? Можете быть уверены: и завтра империя «трёх бриллиантов» не ошибётся в выборе программы. Да и о какой ошибке может быть речь, если со времён своего появления на свет «Мицубиси» охотно вооружалась любым лозунгом, лишь бы он помогал получать прибыли. Этот принцип «империя» с железной последовательностью проводит в жизнь во всём, на что распространяются её интересы. И далеко не последнюю роль при этом «Мицубиси» отводит дипломатии.
Дипломатия гроссбуха
Было бы исторической несправедливостью по отношению к империи «трёх бриллиантов» утверждать, будто лозунг «интернационализации» взят ею на вооружение лишь в последние годы. Уже в 1874 году, когда суда «Мицубиси» использовались в качестве плавучего моста для переброски японского воинства на покорение Тайваня, Ятаро Ивасаки пришёл к выводу: делать деньги на заморских операциях не менее – а подчас и куда более – выгодно, нежели у себя дома, в Японии.
Вывод этот, взращённый в черепной коробке бизнесмена, с течением времени приобрёл силу государственной политики. Последние сомнения в этом исчезли уже шесть десятков лет назад. Точнее: 18 января 1915 года, когда посланник Японии в Китае Хиоки вручил китайскому президенту Юань Ши-каю документ, известный в международной истории как «21 требование».
Нет нужды в громких словах, чтобы понять, что представлял собой этот образчик литературы по жанру империалистической дипломатии. Как расценить безапелляционное требование предоставить Японии исключительные права на полуостров Шаньдун, Южную Маньчжурию и Внутреннюю Монголию? Как понять запрет на уступку и сдачу в аренду другим странам, кроме самой Японии, любых островов, гаваней и бухт по всему побережью Китая? Как охарактеризовать попытку навязать китайскому правительству в обязательном порядке привлекать на службу японцев в качестве политических, финансовых и военных советников? Что означало притязание на допуск японской полиции к «охране порядка» во всех важнейших населённых пунктах «поднебесной империи»? А требование тратить свыше половины всего военного бюджета Китая на закупку у Японии оружия?..
Все эти вопросы получили оценку сразу же, как только «21 требование» стало достоянием гласности: предъявлением ультиматума Япония притязала на фактическое установление своего господства во всём Китае. В мае того же года правительство Юань Ши-кая капитулировало: японские требования были приняты. С тех пор день 25 мая стал для китайцев «днём национального позора».
«Позвольте, – вправе спросить читатель, – но ведь автор обещал нам поведать об империи „трёх бриллиантов“! А взамен преподносит рассказ об одном из эпизодов в истории международных отношений». В оправдание можно сказать лишь одно: история не бесплотный фантом, её делают люди. В том числё и люди «Мицубиси»: под «21 требованием», вручённым президенту Юань Ши-каю, стояла подпись зятя Ятаро Ивасаки – бывшего тогда министром иностранных дел Такааки Като. А утвердил этот ультиматум занимавший в те времена пост премьер-министра Сигэнобу Окума, деятель, вся карьера которого обеспечивалась мощью капиталов «Мицубиси».
Что это – случайное совпадение? Нет. Мы уже имели достаточно возможностей убедиться в том, что интересы империи «трёх бриллиантов» и государственные интересы Японии переплелись настолько тесно, что подчас трудно определить, служит ли «Мицубиси» государству, или же государство служит «Мицубиси».
Современность даёт новые и новые тому доказательства. Одно из них было предоставлено душным августовским утром 1972 года. В этот день самолёт, взлетевший с бетонированного поля столичного аэропорта Японии Ханэда и взявший курс на Гонконг, унёс в своём чреве лидеров империи «трёх бриллиантов» – председателя совета директоров банка «Мицубиси гинко» Тадзицу, президента крупнейшей торговой компании капиталистического мира «Мицубиси сёдзи» Фудзино и президента крупнейшей судостроительной компании «Мицубиси дзюкогё» Когу, незадолго до того сменившего на этом посту Макиту. А из Гонконга все трое благополучно переправились в Пекин, где и были приняты на самом высоком уровне, с почестями, каких удостаивают по нынешним временам немногих.
Визит лидеров «Мицубиси» в Пекин был совершенно неожиданным. Трудности со сбытом товаров на внешних рынках, проблема поисков дополнительных сырьевых ресурсов за пределами Японии уже за несколько лет до того вынуждали хозяев других промышленных «империй» Японии с симпатиями поглядывать в сторону материка. «Мицубиси» же, тесно связавшая себя деловыми отношениями с антинародными режимами Чан Кай-ши на Тайване и Пак Чжон Хи в Южной Корее, не спешила менять ориентацию. И потому местные обозреватели, гадая, какая же из монополистических групп первой совершит паломничество в Пекин, называли все знакомые им имена, кроме «Мицубиси». Подобные прогнозы казались тем более обоснованными, что и в окружении Мао слово «Мицубиси» до недавнего времени произносилось лишь в сочетании с крайне нелестными эпитетами. И вдруг первой отправила в Пекин делегатов именно она, империя «трёх бриллиантов»!
Но после того, как утих шум сенсации, стали разбираться, что к чему. И тут всё стало на свои места.
Вспомнили, что Какуэй Танака, едва заняв пост премьер-министра Японии в начале июля 1972 года, одной из своих наипервейших задач по внешней политике провозгласил восстановление межгосударственных отношений между Японией и Китаем. Вспомнили также, что визит Танаки в Пекин для осуществления его замысла был назначен на конец сентября того же года. И вспомнили ещё, что «Мицубиси» и Япония как государство – едва ли не синонимы. А за всеми этими воспоминаниями последовало и признание, сделанное крупнейшей газетой Японии – «Асахи»:
«Если бы премьер-министр поехал в Китай, не имея за плечами восстановления дружественных отношений между Китаем и группой „Мицубиси“– самой крупной и самой мощной из промышленных групп нашей страны, его визит неизбежно оставил бы впечатление, будто восстановление дипломатических отношений с Китаем одобряет далеко не вся Япония».
Яснее вроде бы не скажешь. Но ясность здесь кажущаяся. Потому что если и допустимо ставить на одну доску интересы «Мицубиси» и интересы японского государства, то этого ни в коем случае не следует делать, сопоставляя интересы империи «трёх бриллиантов» и интересы 110-миллионного японского народа: между ними нет ничего общего.
Осенью 1974 года КНР отметила четверть века своёго существования. Все эти двадцать пять лет прогрессивные силы Японии, отражая всенародные чаяния, выступали за восстановление дипломатических отношений с Китаем, за прекращение политики конфронтации по отношению к КНР, за установление и развитие дружественных добрососедских связей между народами обеих стран. А «Мицубиси»? Двадцать три года из двадцати пяти она делала всё возможное, чтобы помешать этому. И было бы верхом наивности полагать, будто лидеры «империи» вдруг прозрели и поняли всю глубину пагубности своего прежнего курса по отношению к Китаю. Просто они просчитали все возможные варианты и пришли к выводу: на данном этапе куда выгоднее изменить отношение к проблеме японо-китайских отношений.
Когда делегация «Мицубиси» отправилась летом 1972 года в Пекин, многие в Японии вспоминали условия, выдвигавшиеся Мао Цзэ-дуном в качестве непременных для установления связей с КНР: во-первых, признать правительство КНР как единственное законное правительство; во-вторых, признать Тайвань неотъемлемой частью Китая; в-третьих, денонсировать японо-тайваньский «мирный договор». Каждое из этих условий, будь оно принято, лишало «империю» прибылей, исчисляемых миллионами долларов. И потому «Мицубиси» в момент отбытия делегации в Пекин представлялась «специалистам по Китаю» наиновейшим Авраамом, спешащим принести в жертву японо-китайским отношениям единственное своё детище – деньги. И деньги немалые.
Одна только «Мицубиси дзюкогё» ежегодно продаёт Тайваню своих товаров более чем на полсотни миллионов долларов; там же, на Тайване, империя «трёх бриллиантов» имеет собственные капиталовложения в различные предприятия общей стоимостью свыше 60 миллионов долларов. По логике «пикейных жилетов», восстановление японо-китайских отношений грозило «Мицубиси» утратой тайваньской кормушки. И потому не на одном побуревшем от прилива чувств носу повисла слеза умиления: «Вот это люди! Какая готовность к самопожертвованию!»