Удар греческой фаланги, которая за время подъема вытянулась вперед, превратившись в клин, почти пробил центр обороны, и греки прорвались к самому лагерю. Острием этого клина был Агенор. Тарас ни минуты не сомневался, что этот бесстрашный военачальник, который увлекал воинов за собой все дальше, именно он. Победа была близка. Битва шла уже у самых стен, где в дело вновь вступили лучники. Раскроив порядки персов надвое, греки в конце концов пробились к перевалу, поднялись на него и даже подожгли лагерь.
Тарас глазам своим не верил. Персы отступали по всему фронту, который был разорван на несколько частей. Жестокая мясорубка шла одновременно вверху и внизу склона – Агенор привел с собой несколько тысяч человек, которые занимали сейчас весь предперевальный взлет.
Сражение длилось довольно долго, и Тарасу показалось, что пролетело уже несколько часов. Казалось, еще немного и победа будет за афинскими гоплитами. Но тут он увидел, что не зря «надеялся» на хитрость Мардония.
Когда последние гоплиты втянулись в драку, снизу, из того самого оврага, который сразу «приглянулся» Тарасу, показалась тяжеловооруженная конница. Буквально взлетев на своих крепких конях вверх по склону, персидская кавалерия атаковала афинские порядки и смяла одну за другой несколько шеренг. Весь арьергард Агенора, уже предвкушавшего скорую победу, был уничтожен за считанные минуты. Всадники Мардония, облаченные в сверкающие на солнце доспехи, сражались не беспорядочной толпой, а были прекрасно обучены. И кони давали им большое преимущество перед пехотой. Они давили пытавшихся держать строй гоплитов копытами и «косили» своими мощными мечами. А черно-золотые одежды этих персов не оставляли сомнений в том, кто они.
– «Бессмертные», – невольно усмехнулся от своей прозорливости Тарас, глядя на удар персов в спину афинянам, – этих ребят я уже встречал и удовольствия не получил. Посмотрим, как выкрутится Агенор.
Между тем предводитель афинских воинов наконец уразумел, что попал в заранее спланированное окружение. Стоило совершиться удару в тыл, как тут же началась атака тяжелых пехотинцев с перевала. Облаченные в плоские медные шлемы и затянутые блестящие на солнце нагрудники, персы мощным ударом отбросили греков с перевала и стали выдавливать их все дальше вниз по склону.
Со своего места Тарас смог-таки разглядеть группу воинов, которая пыталась управлять сражением. Бинокля у него, конечно, не было, но кое-что можно было различить, и он был уверен, что среди них находится сам Агенор, яростно размахивавший руками, в одной из которых был зажат меч. Вскоре стал ясен смысл приказов, которые он отдал своим людям, – отступать! Но это было уже не так просто. Греки развернули строй, и теперь основной удар пришелся на «Бессмертных», которые не привыкли бросаться врассыпную при первом же сопротивлении противника. А кроме того, к ним на «усиление» все по тому же оврагу, так опрометчиво не заблокированному Агенором, прибыли персидские пехотинцы в одеждах, ничем не отличавшихся от всадников.
– Ох и любит же Мардоний афинян, – не мог нарадоваться Тарас, – прислал лучшие силы.
Однако ярость греков, попавших в окружение, превзошла мастерство «гвардии» Ксеркса. «Больно уж сильно бьются, – озадачился вдруг Тарас, глядя на набиравшую обороты мясорубку, которая уже вновь переместилась с перевала на равнину, – а нет ли там, за перевалом, самого царя Персиды? Может быть, он сейчас стоит там, с другой стороны долины, наблюдает за сражением и радуется. Как я».
Тарас прищурился сильнее, словно действительно хотел рассмотреть гордый профиль царя среди скал, и невольно усмехнулся своей жестокой шутке – в ней была доля правды. Не стал бы царь персов отпускать свою гвардию так далеко, если бы сам не находился поблизости. Кто же его тогда охранять будет? Ведь стараниями Тараса, преуспевшего в новой для греков партизанской войне, Ксеркс получил хороший урок и напоминание, что даже за крепкими стенами лагеря он не может ощущать себя в безопасности. Спартанцы проникнут везде, сквозь любые заслоны. А это значит, что пока жив хоть один из них, царь Персидской империи может передвигаться по землям греков только под большой охраной.
Точное местоположение Ксеркса Тарасу было неизвестно. Некоторое время назад разведка доносила о том, что «Богоподобный» переместился из своего лагеря у Фермопил южнее, но, где он в настоящий момент, никто, кроме Леонида и его приближенных, не знал, а с Тарасом они информацией, ясное дело, не делились. Не того полета птица, хотя и вовлечен в интриги. Но, сделав подобные выводы, Тарас сам подивился их стройности. А почему бы нет? Царь персов, если не двинулся из лагеря морем, – а о новых сражениях с флотом греков пока ничего было не слышно, – вполне мог находиться уже здесь. В это мгновение Тарас даже пожалел, что афиняне не смогли взять перевал. Вдруг бы им удалось неожиданно захватить самого Ксеркса. Тогда мог наступить конец войне. Но «подобревший» спартанец быстро вспомнил, кому он служит, и решил, что для Леонида это было бы самым худшим вариантом. Все его планы тогда провалились бы, а престиж афинской республики и без того немалый, после сражения у Марафона и морских побед сразу взлетел бы до небес. Полисы Греции, даже те, что «уважали» Спарту, стали бы роптать, вспомнив о самоопределении. А уж остальные моментально переметнулись бы на сторону Афин, и тогда вечный вопрос «Кто в Греции главный?» встал бы для Спарты с небывалой остротой, а ее шансы на гегемонию упали бы «ниже плинтуса», как говаривали в его родном времени. Но пока персы оправдывали ожидания Леонида, и все шло именно так, как он и рассчитал. Даже лучше.