– Гип-гип ура! – Я кивнул, глотая обжигающее пойло.
Хлоя снова огляделась. Подалась ближе и едва слышным из-за гула других голосов шепотом сказала:
– Габи, у меня получилось. Я его нашла.
– Поздравляю, сестра. – Передо мной сидело уже три Хлои, и спрашивал я ту, что была посередке. – А… что ты, собственно, нашла?
– Ответ. – Она схватила меня за руку своей миниатюрной ручкой. – Оружие, с которым мы победим в войне и прервем эту бесконечную ночь.
– Оружие?
Она кивнула.
– Перед которым не устоит ни один холоднокровка на земле.
Брови у меня сошлись к переносице.
– Клинок какой-то?
– Нет.
– Значит, некое химическое вещество?
Хлоя снова стиснула мою руку и заговорила с жаром:
– Это Грааль, Габриэль. Я тебе, дураку, о Граале толкую.
Я посмотрел Хлое Саваж прямо в большие милые глаза.
Медленно откинулся на спинку стула.
Да с хохотом брякнулся с него на пол.
VI. Одни обещания
– Грааль святой Мишон, – пробормотал Жан-Франсуа.
– Oui, – подтвердил Габриэль.
– Чаша, в которую собрали кровь вашего Спасителя, когда тот умирал.
– Так сказано в Заветах.
– Представь, что ты лучше моего разбираешься в Писании, Угодник, и растолкуй.
Габриэль пожал плечами.
– В общем, аколиты единственного рожденного Сына Вседержителя предали его, и его схватили жрецы старых богов. Потом, после семи дней пыток они его распяли на колесе от колесницы, содрали со спины кожу, дабы успокоить Брата Ветра, спалили плоть под ней, дабы ублажить Отца Пламя, перерезали ему горло, дабы насытить Матерь Землю, а в конце сбросили его тело в Вечные Воды. Однако самая преданная последовательница, охотница Мишон, не смогла смотреть, как кровь учителя пропадает в пыли, и собрала ее в чашу. Этот сосуд и стал первой реликвией Единой веры, а Мишон – первой мученицей. – Габриэль хмыкнул. – Такая себе работенка, доложу я тебе.
– Детские сказки, – задумчиво пробормотал вампир.
Последний угодник-среброносец откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой.
– Как угодно.
– Эта женщина, Саваж, наверно, была дурочкой.
– Правду сказать, я таких рассудительных сучек еще не встречал.
– Она принимала на веру крестьянские суеверия.
– Двадцать семь лет назад большинство считало крестьянскими суевериями вас, пиявок. Да и твоя бессмертная императрица тоже верит в наши сказки, иначе я был бы уже мертв.
Жан-Франсуа окинул Габриэля сверкающим взглядом.
– Ночь молода, шевалье.
– Одни обещания…
– Ты и сам сперва насмехался над этой историей, как и я сейчас.
– Было дело.
Вампир провел острым ногтем по кромке пера.
– Как повела себя сестра Хлоя, услышав твой смех?
– Ну, от радости скакать не стала. Правда, я тогда так напился, что мне было плевать.
Хлоя смотрела со смесью жалости и гнева во взгляде, как я катаюсь по полу «Идеального мужа» и хохочу так, словно она – придворный шут самого императора Александра.
Тогда к нам, пряча руки в рукава рясы, подошел старый священник-зюдхеймец. Его морщинистая кожа, темная, как сумерки, напоминала скорлупу грецкого ореха. На шее у него висел символ Спасителя, колесо – идеальный круг из чистого серебра. В те ночи он стоил целого состояния.
– Все хорошо, сестра Хлоя? – спросил он, глядя на меня с недоумением.
– О, даже лучше, чем просто хорошо, отче, – просмеялся я, смахивая слезы. – Вы разве не знаете, что наша Хлоя отыскала ответ?
– Попридержи язык, Габриэль, – пробормотала сестра.
– Она знает, как оборвать эту сраную бесконечную ночь, никак не меньше!
– Закрой рот! – приказала Хлоя, пнув меня в голень.
Болтовня в таверне стихла, все с увлечением следили, как я выставляю себя полнейшим мудаком. Прислужница горестно посмотрела на устроенный мной беспорядок. Паренек по имени Диор взирал на меня с чистым презрением из-за сигарильного дыма, а вот юный бард с улыбкой поднял за меня кружку.
И как раз в этот момент дверь таверны открылась, впуская брызги ледяного дождя и пухлого элидэнца средних лет. Лицо у него раскраснелось, напудренный парик съехал набок. Пальцы-сосиски, в которых он сжимал посох с навершием-завитком, были унизаны серебряными перстнями, а красная мантия – покрыта шитьем в виде строк из Писания; на шее висел символ колеса. Пришел мужчина в сопровождении ополченцев, дежуривших у ворот.
Он обвел кабак злым взглядом, который остановил на владелице.
– Мадам Петра, – сказал он. – Неужто к вам в заведение так часто заглядывает почтенное дворянство, что никто и не думает послать за мной с известием о приезде угодника?