Мальчишка затянулся сигариллой и смерил меня взглядом.
– Пусть поцелует меня в мои мягкие булки…
– Диор…
– Он с нами в путь не отправится.
– Правильно, сука. Не отправлюсь, – прорычал я.
– Вот видишь? Он сам же ехать не хочет.
– Еще как, сука, не хочу.
– Да и на кой нам вообще пьяная свинья?
– Вот именно, су… Стой, че ты там вякнул?
– Ты пьяная свинья. – Мальчишка в модном кафтане затянулся и выпустил мне в лицо струю дыма. – Нужен ты нам, как быку – титьки.
– Иди в жопу, говноед мелкий, – прорычал я.
– Хрю-хрю-хрю.
– Свиньи не так визжат.
– Тебе виднее.
– Туше, – хихикнул в бороду священник-зюдхеймец.
– А тебя кто, сука, спрашивал, поп?
– Довольно! – Епископ топнул каблуком начищенного сапога. – Все, кто не имеет прямого отношения к этому делу, немедленно покиньте заведение! Алиф, живо очистите зал!
Стоявший рядом с ним мужчина кивнул, и его бойцы принялись выгонять клиентов. Горожане бурчали, но ополченцы не слушали. Один из них потянулся к острому на язык пижону, и тут разразился ад.
Оссийка перехватила руку солдата и, без усилий вывернув ему запястье, дала такого пинка под зад, что ополченец отлетел на товарищей.
– Не трожь.
Вояки, как и следовало ожидать, схватились за дубинки, но девица из горного клана достала из-за спины секиру – прекрасную и сверкающую. Мсье Сердцеед, только что трепавшийся с девкой у бара, вскочил на стойку и снял со спины арбалет. Хлоя же с невиданной для монахини скоростью вскинула меч из сребростали.
– Ни шагу ближе, – предупредила она, сдувая упавшую на глаза челку.
– Я епископ этого прихода, и мое слово – закон! – взревел дю Лак. – Сложите клинки, или, клянусь Вседержителем, прольется кровь!
Солдаты схватились за стальное оружие, а посетители попрятались под столами. Еще чуть-чуть, и началось бы насилие; кровогимн загремел в разгоряченной спиртом крови, а к тошноте примешалось жжение в брюхе от нахлынувшего адреналина. От духовных дел мы удалялись быстрее, чем дрочат в подворотне.
И тогда я со вздохом обнажил собственный меч.
Сталь зазвенела, подобно песне, а в зале затихли, уставившись на мое оружие. Вдоль клинка тянулись неизвестные глифы, а сам он поблескивал, словно нефть на воде. Лезвие меча было изогнуто, острие выщерблено – не хватало полфута с конца. Прекрасная дама на эфесе развела руки; посеребренная, она, как всегда, улыбалась.
– Пьющая Пепел… – выдохнул повеса.
«Они знают нас, Габриэль, – прозвучал у меня в голове ее голос. – К-клинок, рассекший тьму надвое. Муж, которого страшилась нежить. Они п-помнят нас… даже спустя столько лет».
Я описал медленный круг, убедившись, что присмирели все.
«Ты, между прочим, выглядишь как растоптанный кусок дерьма».
– Заткнись, – прошептал я.
– Я ничего не говорил, шевалье, – проговорил вспотевший епископ.
– Вот и дальше молчи. – Я взглянул на Хлою, потом снова на клинки ополченцев. – Похоже, тебе и твоим товарищам тут больше не рады, сестра Саваж.
– Похоже. – Она кивнула, пятясь к двери. – Где твоя лошадь?
– Я с вами не еду, – фыркнул я.
– Но Габриэль…
– А, прелестно. – Епископ улыбнулся, промокнув губы платочком. – Этот сброд ничего собой не представляет. Предлагаю прийти ко мне в дом, шевалье, у нас…
– И с тобой не пойду, поп.
– Но… – Дю Лак оглядел своих людей. – Куда же вы тогда денетесь?
– Спать, сука, пойду.
В комнате внезапно забормотали.
– Но шевалье, мертвецов становится больше с каждым д…
– Наша встреча – не случайность, Габриэль, это Божья в…
«Черт тебя возьми, Габриэль, прислушайся к…»
– Молчать! – взревел я, стискивая рукоять.
В зале и – слава Богу – у меня в башке повисла звенящая тишина.
– Я сегодня уже потерял старого друга, ваша милость, – предупредил я епископа. – И мне, как вы понимаете, от этого сильно плохо. Поэтому советую вам и вашим людям отпустить с миром другого моего друга. – Я посмотрел в грустные красивые глаза. – Это самое большее, что я могу для тебя сделать, Хлоя.
– Габи…
– Шевалье…
– Отстаньте уже от него, – прозвучал кристально-чистый голос, и в зале снова воцарилось молчание. В странной тишине взоры собравшихся обратились на Диора в окружении спутников. Малец затоптал окурок сигариллы, мотнул головой, отбрасывая с лица пепельные волосы, и я впервые увидел, что глаза у него бледного, пронзительно-голубого цвета.
– Диор… – начала было Хлоя.
– Как ты не видишь? – фыркнул малец. – Ему плевать на тебя. Ему нет дела до этого города и его бед. Он не герой. Просто пьяница. И ходячий мертвец.