— Enchanté,— промолвил «красный человек» и по-восточному поклонился, прижав ладонь ко лбу.
Безымянный туземец качнул фонарем над ямой.
Там были целые сотни камней. Ринд узнал породу, образец которой видел в Британском музее.
— Термолюминесцентный травертин, — пробормотал он.
— Царский чертог, — объявил проводник.
Ринд ощутил внутри странную пустоту.
— Здесь?
Туземец кивнул.
— Но я не понимаю, — развел руками шотландец. — Это… это и есть царский чертог?
— Небесные звезды, — подтвердил египтянин. — Стоит нагреть их и разместить по стенам чертога, причем любого, и они превращаются в небесные звезды.
Взгляд Ринда беспомощно заскользил по камням, пробежался по всей пещере, ища чего-то большего, и снова вернулся к яме.
— Чертог вечности, — глухо прошептал путешественник в полном смятении.
Полированные гранитные стены, потолок и пол чертога были обклеены камнями на смоле. В углу стояла полыхающая огнем жаровня. От витавшего в воздухе сладковатого дыма кружилась голова.
(«Избави его, Господи, от злой смерти и от мук адовых…»)
Сердце Наполеона стучало, словно литавры.
— Кто ты? — выдохнул он.
«Красный человек», застывший у пустого саркофага, величественно, точно верховный жрец, воздел руки к потолку и сверкнул глазами.
— Я — пророк под маской, — возвестил он, и вся пещера зазвенела эхом. — Я покажу тебе твое будущее.
Бонапарт сделал несколько неуверенных шагов вперед, лихорадочно подыскивая слова.
— Мое будущее… Да, мое будущее…
«Красный человек» не сводил с него пристального взгляда.
— Ну и… — Наполеон вдруг замер на полуфразе; мысли его отчаянно путались. — Какое оно? Что меня ждет?
(«Не взирай на грехи его, на которые толкнули его страсти и похоти…»)
«Красный человек» помедлил, еще раз поклонился — и внезапно завертелся на месте, взметнулся багровым вихрем. Пламя погасло. Чертог погрузился в бархатную тьму.
И тут понемногу — снизу, вверху, по сторонам — начали проступать они: Кассиопея, Центавр, Большой Пес… Знакомые звезды и созвездия.
У Бонапарта вырвался восхищенный вздох. Оказавшись посередине крохотной вселенной, он словно парил в невесомости, вырвался из-под власти закона гравитации.
— Небесные звезды, — повторил туземец, — берут отсюда, из этого места. Люди разных стран и народов увозят их во дворцы своих правителей.
— Представление с фокусами? — ахнул Ринд, не в силах принять столь обыденный ответ.
— Так было со дней Александра. Со дней аль-Мамуна и Цезаря. Хранитель чертога, мужчина в красных одеждах, возносит правителя на небеса и там говорит ему то, что правитель желает услышать.
— Да, но что именно? — не сдавался шотландец.
— Все, что угодно слышать правителю, — отвечал проводник.
Глядя на камни, столько веков служившие исследователям из разных империй и царств, Ринд неожиданно вспомнил: да ведь У. Р. Гамильтон и предполагал нечто подобное во время их разговора в Британском музее: мол, травертин укрепляли на стенах, чтобы создать подобие космоса, некий поддельный чертог для защиты настоящего, что-то вроде ловушки…
Но если так… Если так, отсюда вовсе не следует, что никакого сокровища нет. Наоборот: может быть, оно близко, как никогда…
Более того (молодого путешественника охватил восторг), вполне вероятно, подлинный чертог настолько прекрасен, что его не вообразить ни одному королю и ни один император не достоин туда войти…
Шотландец почувствовал это сердцем, задумался — и наконец поверил со всей убежденностью.
Повернувшись назад, он увидел улыбающегося проводника.
— Сюда, — прошептал юный бедуин, указав на еле заметное отверстие в стене, и повел своего спутника далее, в глубь пирамиды Забара.
Утратив ориентацию, Наполеон крутился в космосе, словно метеор. Небесные звезды огненными пчелами вертелись вокруг. Он уже не ощущал своего веса, уже не различал красных одежд пророка, зато видел маску, сиявшую подобно туманности на фоне звездных полей.
Вдруг она резко надвинулась на него из темноты и приблизилась к уху.
И «красный человек» самым что ни на есть небесным голосом раскрыл Бонапарту его беспримерную судьбу.
Он рассказал все, что Наполеон мечтал услышать.