Геолог скроил недовольную мину.
— Экспедиция Лепсиуса считается самой экстравагантной со времен Бонапарта. Этот человек исследовал Египет вдоль и поперек, делал все, что ему заблагорассудится, — установил рождественскую ель посреди царского чертога, даже запускал фейерверки с вершин пирамид… Но моего отца заинтересовало иное — подозрительная перемена в его манерах и поведении по возвращении в Берлин. Если прежде сей типичный пруссак отличался необузданными страстями, высокомерием и безрассудством, то после Египта всем показалось, будто бы он увидел или пережил нечто такое… некое преображение.
— Вы говорите о чертоге?
— Отец считает именно так. Достаточно сказать, что король собственноручно вручил путешественнику полсотни тысяч талеров. Отсюда всего один шаг до простой догадки: Лепсиус передал монарху тайны чертога, так же как до него поступил Денон, или нанял для этого «красного человека». Вы совершенно уверены, что сэр Гарднер его ни разу не упоминал?
— Ни разу.
— А может быть, он говорил о том, как меняется человек, побывавший в Египте?
Ринд ненадолго задумался.
— Пожалуй, говорил.
— Что именно?
— В основном намеками. Якобы эта страна не оставляет нас прежними.
— Вы не запомнили конкретных имен?
— Бонапарт.
— И все?
— Насколько я помню, да. А что?
Однако Уильям-младший покуда ушел от ответа.
— А как насчет Орландо Феликса? — Он указал на папки, снабженные разными ярлыками: «Феликс», «Эффенди», «Датанази», «Лейн», «Бертон», «Хэй». — Это имя вы слышали?
— Кажется, нет.
— Он — герой Ватерлоо и знаток иероглифических языков. Примерно тридцать лет назад отец обратился к его услугам, полагаясь на военную дисциплину, которая учит людей выполнять поручения, не рассуждая. Четыре года Феликс провел в Египте, путешествуя всюду. Сплавлялся по Нилу, шпионил за прочими экспедициями, заводил знакомства с нужными людьми из правительства — и в конце концов объявил, что все поиски были напрасны. Якобы ни следа, ни намека. Ни даже туманного слуха. Феликс, вообразите, настаивал, будто чертога вечности не существует и никогда не существовало. И в то же время, подобно Лику, странным образом отказывался делиться подробностями своих странствий, увиливал, в общем, вел себя не по-солдатски. А потом, как и Лик, сделался близким приятелем сэра Гарднера. Знаете, ведь они до сих пор встречаются в замке Алвик, резиденции герцога Нортумберлендского.
Геолог ткнул пальцем в следующую папку:
— Далее, Осман Эффенди. Урожденный Уильям Тейлор, шотландец. В Египте его взяли в плен, насильно подвергли обрезанию и обратили в ислам. Тейлора освободил паша Мохаммед Али. После чего Тейлор стал главным проводником по Каиру: помогал британским приезжим находить пристанище и продовольствие, выправлял пропуска, охранительные грамоты и прочее. Казалось бы, лучшая кандидатура для того, чтобы присматривать за молодым Уилкинсоном и другими экспедициями, сплавлявшимися по Нилу. Однако и он под конец стал избегать прямых ответов и даже обзавелся многими странностями. В тысяча восемьсот тридцатых годах дизентерия унесла его жизнь…
Уильям-младший взглянул на Ринда, затем продолжал:
— Джованни Датанази. Грек по крови, археолог, работал в Египте долее самого сэра Гарднера. Жил неподалеку от Долины царей. Довольно ревнив, нелюдим, озлоблен. Но вот он вернулся в Лондон, чтобы устроить аукцион своих произведений, — и все заметили, что в его характере появилась определенная «щепетильность», по его собственному выражению, не позволявшая хотя бы словом обмолвиться о своих открытиях, даже когда среди его записок всплыли некие весьма странные символы. — Геолог небрежно махнул рукой на разложенные бумаги. — И опять же достаточно будет сказать: после Египта Датанази полностью изменился. Когда он скончался в богадельне (это случилось несколько месяцев назад), отец без малейшего удивления узнал, что сэр Гарднер годами поддерживал ученого, посылая кое-какие деньги… Теперь Эдвард Лейн, переводчик «Тысячи и одной ночи». Мой отец и его завербовал. Лейн тоже потом утверждал, причем весьма неубедительно, будто чертог вечности — просто миф… Следующий Джеймс Бертон, с ним та же история… Роберт Хэй, не совсем шпион. Просто человек, публично подтвердивший скрытность сэра Гарднера в некоторых вопросах. Джованни Бельцони, известный…
— Как вы сказали? — вдруг перебил его Ринд, ибо этого человека он, безусловно, знал.
Цирковой силач, искатель приключений, изобретатель и настоящий великан, Бельцони сделал для популяризации египетской культуры на Западе едва ли не более самого Денона. Это его знаменитая книга «Новейшие открытия в пирамидах и храмах Египта» породила целые поколения археологов. Устроенная Бельцони выставка освещенных газовыми рожками мумий, храмовых фасадов из гипса и папирусов под стеклом превратила его в знаменитость — за советом к нему стали обращаться даже королевские и царские особы.