– Что это значит?
Невропатолог снова встал, сунул руки в карманы халата, приняв театральную позу: настал великий миг вынесения приговора.
– Думаю, в работе твоего мозга имеются нарушения.
– Нарушения?
– Затронута зона "узнавания лиц".
Анна была потрясена.
– А что, разве существует зона... лиц?
– Да. За эту функцию отвечает нейронный узел, расположенный в правом полушарии, за височной долей. Он был открыт в пятидесятых годах. Люди, у которых пострадал этот участок, перестают узнавать лица. За последние годы, благодаря появлению позитронного томографа, мы локализовали его со стопроцентной точностью. Теперь нам доподлинно известно, что у "физиономистов" – охранников в казино и ночных клубах – он развит особенно сильно.
– Да, но я-то ведь узнаю большинство лиц, – запротестовала было Анна. – Во время теста я "опознала" всех...
– Всех – кроме мужа. Согласись, это серьезная проблема.
Соединив указательные пальцы, Акерманн прижал их к губам. Этот жест в его исполнении означал глубокую задумчивость. Оттаивая, этот человек становился напыщенным.
– Мы наделены двумя типами памяти. Существуют знания, которые мы приобретаем в школе. Другим вещам мы учимся в течение всей нашей жизни – личной, частной. В мозгу человека они идут разными путями. Я полагаю, что у тебя нарушена связь между мгновенным опознаванием лиц и процессом их сравнения с личными воспоминаниями. Что-то мешает работе этого механизма. Ты способна узнать Эйнштейна, но не Лорана, который относится к сфере твоего "персонального архива".
– Но... это лечится?
– Безусловно. Мы просто переместим эту функцию в здоровую зону твоего мозга. Таково одно из преимуществ этого органа человеческого организма: он пластичен, вернее – гибок. Тебе понадобится "переобучение" – своего рода умственная тренировка, регулярные занятия плюс медикаментозная терапия.
Серьезность тона опровергала хорошие новости.
– Так в чем же проблема? – спросила Анна.
– В объяснении первопричины нарушения. Признаюсь – я в затруднении. Нет ни следа опухоли, ни неврологических нарушений. Ты не перенесла ни механической травмы, ни инсульта, что могло бы перекрыть доступ к крови к этой зоне мозга. – Акерманн поцокал языком. – Необходимо сделать новые анализы, более сложные, и попытаться уточнить диагноз.
– Какие анализы?
Врач сел за стол, бесстрастно взглянул на Анну.
– Биопсию. Необходимо взять микроскопическую пробу мозговой ткани.
Анне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное, потом ужас жаром кинулся в лицо. Она повернулась к Лорану и увидела, что муж согласно кивает. Страх уступил место гневу: все ясно, они сговорились! Ее участь наверняка решилась еще утром.
Слова сорвались с дрожащих губ:
– Об этом не может быть и речи.
Впервые за все время врач улыбнулся. Он, видимо, желал успокоить Анну, но не преуспел – ему не хватало искренности.
– Ты не должна к этому так относиться! Мы возьмем пробу зондом, который...
– Никто не прикоснется к моему мозгу.
Анна встала, закуталась в шарф, напоминавший крылья ворона, окаймленные золотом. В разговор вступил Лоран:
– Не стоит нервничать, Анна. Эрик заверил меня, что...
– Ты на его стороне?
– Мы все на твоей стороне, – торжественно произнес Акерманн.
Она чуть отступила назад, чтобы яснее видеть двоих лицемеров.
– Я никому не позволю ковыряться у меня в мозгу, – повторила она окрепшим голосом. – Я уж лучше совсем потеряю память или сдохну от своей болезни. Ноги моей здесь больше не будет.
И она закричала, охваченная внезапной паникой:
– Никогда, слышите?!
3
Она выбежала в пустой коридор, скатилась вниз по лестницам и замерла у выхода. Холодный ветер разгонял кровь по венам. Солнце заливало двор. Анна вдруг подумала, что это напоминает ей ясный летний день, но без жары и зелени деревьев, словно его заморозили для лучшей сохранности. Их шофер Николя заметил Анну и вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. Анна отрицательно покачала головой. Дрожащей рукой достала из сумки сигареты, закурила, наслаждаясь терпким вкусом дыма.
Институт Анри-Бекереля размещался в нескольких пятиэтажных корпусах, расположенных по периметру вокруг внутреннего дворика, засаженного деревьями и тщательно подстриженными кустами. На тусклых – серых и розовых – фасадах висели грозные предупреждения: ВХОД ТОЛЬКО ПО ПРОПУСКАМ; ТОЛЬКО ДЛЯ МЕДПЕРСОНАЛА; ВНИМАНИЕ: ОПАСНОСТЬ! Все в этой треклятой больнице казалось Анне враждебным.
Она сделала еще несколько глубоких затяжек, и вкус дыма успокоил ее, словно вместе с табаком в этом крошечном костерке сгорела ее ярость. Анна прикрыла глаза, погружаясь в дурманящий аромат.