– В объяснении первопричины нарушения. Признаюсь – я в затруднении. Нет ни следа опухоли, ни неврологических нарушений. Ты не перенесла ни механической травмы, ни инсульта, что могло бы перекрыть доступ к крови к этой зоне мозга. – Акерманн поцокал языком. – Необходимо сделать новые анализы, более сложные, и попытаться уточнить диагноз.
– Какие анализы?
Врач сел за стол, бесстрастно взглянул на Анну.
– Биопсию. Необходимо взять микроскопическую пробу мозговой ткани.
Анне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное, потом ужас жаром кинулся в лицо. Она повернулась к Лорану и увидела, что муж согласно кивает. Страх уступил место гневу: все ясно, они сговорились! Ее участь наверняка решилась еще утром.
Слова сорвались с дрожащих губ:
– Об этом не может быть и речи.
Впервые за все время врач улыбнулся. Он, видимо, желал успокоить Анну, но не преуспел – ему не хватало искренности.
– Ты не должна к этому так относиться! Мы возьмем пробу зондом, который…
– Никто не прикоснется к моему мозгу.
Анна встала, закуталась в шарф, напоминавший крылья ворона, окаймленные золотом. В разговор вступил Лоран:
– Не стоит нервничать, Анна. Эрик заверил меня, что…
– Ты на его стороне?
– Мы все на твоей стороне, – торжественно произнес Акерманн.
Она чуть отступила назад, чтобы яснее видеть двоих лицемеров.
– Я никому не позволю ковыряться у меня в мозгу, – повторила она окрепшим голосом. – Я уж лучше совсем потеряю память или сдохну от своей болезни. Ноги моей здесь больше не будет.
И она закричала, охваченная внезапной паникой:
– Никогда, слышите?!
3
Она выбежала в пустой коридор, скатилась вниз по лестницам и замерла у выхода. Холодный ветер разгонял кровь по венам. Солнце заливало двор. Анна вдруг подумала, что это напоминает ей ясный летний день, но без жары и зелени деревьев, словно его заморозили для лучшей сохранности. Их шофер Николя заметил Анну и вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. Анна отрицательно покачала головой. Дрожащей рукой достала из сумки сигареты, закурила, наслаждаясь терпким вкусом дыма.
Институт Анри-Бекереля размещался в нескольких пятиэтажных корпусах, расположенных по периметру вокруг внутреннего дворика, засаженного деревьями и тщательно подстриженными кустами. На тусклых – серых и розовых – фасадах висели грозные предупреждения:
Все в этой треклятой больнице казалось Анне враждебным.
Она сделала еще несколько глубоких затяжек, и вкус дыма успокоил ее, словно вместе с табаком в этом крошечном костерке сгорела ее ярость. Анна прикрыла глаза, погружаясь в дурманящий аромат.
Шаги за спиной.
Лоран прошел мимо, не глядя на нее, пересек двор, открыл заднюю дверь машины. Он ждал ее с перекосившимся лицом, нетерпеливо покачиваясь с носка на каблук идеально начищенных мокасин. Анна щелчком отбросила окурок «Мальборо» и присоединилась к мужу. Она скользнула на кожаное сиденье, Лоран обогнул машину, все так же не говоря ни слова, сел рядом, и шофер, плавно тронувшись с места, как космический челнок, повел машину вниз со стоянки.
Перед красно-белым шлагбаумом на входе стояли вооруженные солдаты.
– Я должен забрать паспорт, – напомнил Лоран.
Анна посмотрела на свои руки: они все еще дрожали. Она достала из сумки пудреницу и взглянула в овальное зеркало. Она была почти готова увидеть отметины на коже, потому что ее внутреннее, душевное, смятение силой и жестокостью напоминало удар кулаком в лицо. Но нет – кожа оставалась гладкой, была белее снега, черные волосы подстрижены коротко, а 1а Клеопатра. Анна медленно, с ленивой кошачьей грацией опустила завесу тяжелых век над темно-синими, удлиненными к вискам глазами.
Лоран возвращался к машине, сгибаясь под порывами ветра. Воротник его черного пальто был поднят. Внезапно Анна ощутила горячую волну желания. Она вгляделась: светлые вьющиеся волосы, яркие глаза, морщинка страдания на лбу… Лоран нервно одернул пальто – он был сейчас похож на боязливо-застенчивого мальчугана, что никак не вязалось с высоким положением всесильного чиновника. Вот так же внутренняя, глубинная неуверенность Лорана в себе внезапно проявлялась в бытовых мелочах, когда он, заказывая коктейль, принимался, суетливо размахивая руками, объяснять, что именно и сколько следует налить в его стакан, или зажимал ладони между коленями и поднимал плечи, показывая, что он замерз или испытывает дискомфорт. Именно эта хрупкость и очаровала Анну – срывы и слабости Лорана так сильно контрастировали с реальной властью, которой он обладал. Но что еще она в нем любила? Что именно она может вспомнить?
Лоран наконец устроился на сиденье рядом с ней. Шлагбаум медленно поехал вверх. Лоран дружески махнул рукой вооруженным охранникам, вызвав мгновенное раздражение Анны. Желание близости с мужем растаяло. Она спросила – жестко, почти грубо:
– Зачем здесь все эти легавые?
– Военные, – поправил ее Лоран. – Эти люди – военные.
Они влились в общий поток машин. Площадь Генерала Леклерка в Орсэ была крошечной и тщательно ухоженной. Церковь, мэрия, цветочный магазин…
– Ты не ответил на мой вопрос, – настаивала Анна.
Лоран бросил небрежным тоном:
– Это из-за Кислорода-15.
– Из-за чего?
Он не смотрел в ее сторону, барабаня пальцами по стеклу.
– Кислород-15. Маркер, контрастное вещество, которое тебе ввели для обследования. Это радиоактивное вещество.
– Замечательно.
Лоран наконец повернулся к ней: он явно пытался успокоить ее, но глаза выдавали раздражение.
– Это не опасно.
– Ну да, конечно, потому-то и нагнали всю эту солдатню!
– Не будь идиоткой. Во Франции любая операция, подразумевающая использование радиоактивного материала, проводится под контролем Комиссариата по ядерной энергетике. А где Комиссариат – там военные, этим все сказано. Эрик просто обязан сотрудничать с армией.
Анна хмыкнула. Лоран напрягся.
– В чем дело?
– Да ни в чем. Просто… ты нашел ту самую – единственную – клинику в Иль-де-Франс, где людей в военной фирме больше, чем врачей в белых халатах.
Пожав плечами, Лоран отвернулся к окну. Машина уже выехала на шоссе, ведущее в глубь Бьеврской долины. Мимо мелькали красно-коричневые стволы деревьев, бесконечной лентой змеились спуски и подъемы.
Небо снова нахмурилось, вдали, у линии горизонта, сквозь низкие дымы облаков едва пробивался белый свет. Казалось, солнце вот-вот одержит победу и зальет окрестности красным огнем.
Минут пятнадцать они ехали молча, потом Лоран снова обратился к ней:
– Ты должна довериться Эрику.
– Никто не будет ковыряться у меня в мозгах!
– Эрик знает, что делает. Он один из лучших невропатологов Европы…
– И твой друг детства. Ты мне тысячу раз это говорил.
– Наблюдаться у него – невероятная удача. Ты…
– Я не буду подопытной крысой.
– Его крысой? – Лоран повторил, нарочито растягивая слова на слоги. – Е-го-кры-сой?! Да о чем ты, черт возьми?
– Акерманн за мной наблюдает. Все очень просто – его интересует моя болезнь, не я сама. Этот тип исследователь, а не врач.
Лоран вздохнул.
– Ты бредишь. Нет, правда, ты…
– Чокнутая? – Ее горький смешок прозвучал как удар, словно где-то захлопнулась железная дверь. – Это уже не новость.
Ее мрачный юмор еще сильнее разъярил мужа.
– И что же? Будешь просто сидеть и ждать, сдавшись на милость болезни?
– Никто ведь не сказал, что болезнь будет прогрессировать.
Лоран поерзал на сиденье.
– Это правда. Прости. Несу сам не знаю что.
В салоне снова воцарилось молчание.
Пейзаж за окном все больше напоминал букет пламенеющих осенних листьев, усыпанных каплями росы. Красноватых, скукоженных, укутанных серым туманом. Лес за окном машины пытался дотянуться до горизонта, напоминая то окровавленные когти хищного зверя, то чеканную резьбу, то черные кружевные узоры…