Подле каждого воина, не важно, был ли он из Срединных Земель или нет, бился с норсами мерцающий, словно сотканный из голубого огня волк, который кусал и резал клыками горла и рвал мясо с костей призрачными лапами. Ни один меч не мог погубить этого зверя, никакие доспехи не защищали от него, и волки-привидения терзали норсов со всей силой своего хозяина.
Ужас обуял норсов, и они побежали, спасаясь от потока огненных волков и зимних воинов. Виадук стал для них верной смертью, ибо волки Севера и мужи города резали и рубили спасавшегося бегством врага, не ведая жалости.
И вот среди воя волков и ветра послышался другой звук, который защитники Мидденхейма уже не чаяли услышать.
Это гудели боевые рога приближающегося войска.
Они вышли прямо из леса: целых десять тысяч мечей со всех концов империи.
С востока пришли азоборны, черузены и талеутены, тысяча колесниц с королевой Фрейей во главе, за ними поспешали Красные косари графа Кругара. Дикари-черузены с улюлюканьем напали на бросившихся врассыпную зверолюдей и норсов, их разукрашенные боевой раскраской тела сияли в свете пылавшего на вершине горы Фаушлаг огня. С юга прибыли эндалы, бригунды и меноготы — воины, которые шли день и ночь, чтобы помочь своему императору и биться рядом с ним.
Вороновы шлемы нагоняли сбегавших с виадука норсов. Граф Альдред рубил северян могучими ударами Ульфшарда. Принцесса Марика скакала на вороном коне подле брата и стреляла из изящно изогнутого большого лука.
Копьеносцы-мерогены гнали конных норсов на клинки меноготов и бригундов, Марк и Сигурд пользовались случаем разить врага издалека. Мечники-остготы убивали норсов ударами клинков, столь же смертоносных, сколь изящных, и царственный меч графа Адельхарда нес смерть всякому, кто осмеливался к нему приблизиться.
В течение часа воины империи окружили гору Фаушлаг, и норсы были обречены. К ночи Пламя Ульрика возвратилось в разрушенный храм, а зимние ветры и призрачные волки вернулись в царство богов.
Избежать мести империи удалось только двоим: рыдающему мечнику в серебряных латах и вопящему безумцу, из чьих глаз текла кровь.
Они исчезли в густом лесу, где их ожидали зверолюди.
Зигмар встретил графов на виадуке.
Кругар и Алойзис стояли вместе, еще раз став братьями, ибо раз и навсегда поняли, что может случиться, ежели их дружба пошатнется. Фрейя, как всегда, была великолепна: золотые доспехи воительницы измазаны кровью норсов, пламенеющая копна непокорных волос распущена. Граф Альдред и принцесса Марика, в мерцающей черной броне, улыбались императору и махали ему руками.
Южные графы, Сигурд, Марк и Генрот, учтиво поклонились императору. Их осунувшиеся от долгой дороги лица сияли оттого, что их войско поспело вовремя.
Адельхард Остготский отсалютовал сверкающим мечом Остваратом, убрал его в ножны и склонил перед Зигмаром голову.
Конн Карстен заслужил право стоять рядом с этими героями, несмотря на то что пока официально не удостоился титула графа империи, и его обычно мрачное выражение лица уступило место тонкой улыбке — он вместе со всеми радовался одержанной великой победе. За спинами собравшихся удозские и эндальские волынщики играли торжественную музыку.
Окровавленные и измученные, но от этого не менее величественные, Отвин и Марий помогали друг другу держаться на ногах. Едва ли их можно было назвать похожими на побратимов, но они вместе сражались и проливали кровь, вместе прошли тяжкие испытания.
Не было с ними только одного графа, и сердце Зигмара сжималось от горечи потери.
Аларик, Вольфгарт, Редван и новый граф Мидденхейма стояли над телом Пендрага, своего брата по оружию и лучшего друга. Все четверо были ранены в бою, но не могли не прийти сюда в этот день. Лицо Мирзы было бесстрастным, а Вольфгарт и Редван открыто оплакивали павшего друга. Даже Аларик, представитель расы, для которой жизнь человека — не более чем скоротечный миг, тоже пролил слезы по Пендрагу.
Тело побратима Зигмара завернули в сине-белую ткань, ибо воины Мидденхейма сделали ему саван из знамени города. Император счел их поступок очень правильным. Теперь рунный клинок принадлежал Мирзе, но для того, чтобы почтить Пендрага, он положил меч на грудь погибшего господина.
Зигмар валился с ног от ран и усталости, но заставил себя стоять прямо перед графами. Ибо его долгом было почтить всех тех, кто доблестно сражался и погиб во имя победы.