Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Образ самодостаточных и однородных крестьянских общин поддерживался ростом научных обществ и экспедиций69. Начиная с середины XIX века эти общества выпускали большое количество не только общих этнографических исследований о деревенской жизни, но и предлагали описания того, что они считали «обычным правом»70. Так они способствовали фольклоризации и экзотизации сельского населения. Нигде это не проявлялось сильнее, чем в случае этнических и религиозных меньшинств: если русская деревня воспринималась как мир, отделенный от цивилизованного общества, то нерусская деревня представляла собой иную вселенную. То, что татары и другие группы придерживались своего «обычного права» и мало интересовались государственными судами, редко вызывало сомнения71. Предполагалось, что меньшинства отделены от остального общества социальной, правовой и культурной пропастью.

Таким образом, этнографические исследования деревенской жизни были далеко не безобидным академическим занятием. Как и в других империях, они не только помогали властям получить больше знаний о населении, чтобы его лучше контролировать, но и позволяли систематически выделять и объективировать различные группы населения и их правовые практики. Кодификация этих практик, другими словами, не только не обнаружила местные законы — она их создала. Как утверждали специалисты по антропологии права в течение десятилетий, «обычное право» — это не столько пережиток прошлого, сколько колониальная конструкция, «изобретенная традиция», продвигаемая великими державами для облегчения и поддержания колониального правления72. В России складывалась аналогичная ситуация. При содействии ученых и местных посредников царские власти вслед за другими имперскими державами попытались зафиксировать в кодифицированном своде законов то, что на самом деле представляло собой совокупность подвижных местных норм. Этот процесс требовал переговоров и сотрудничества с местными элитами, которые заставляли имперских чиновников определять одни практики как «обычные», отвергая другие, часто для того, чтобы получить преимущества для себя73.

С 1990‐х годов изучение царской России расширилось и, благодаря полученному доступу к архивам по всей Евразии, все больше внимания стало уделяться изучению империи, пространства и культуры. В своем стремлении шире рассматривать культурное разнообразие и взаимодействие между центром и периферией в истории России Андреас Каппелер сделал упор на пространстве как ключевом элементе исследования, где территории и регионы, а также связи между этими регионами являются основными единицами анализа74. Одним из результатов этих тенденций стало появление новой области исследований, ориентированной на дискурсивное присвоение империей бывших пограничных зон и их фактическую колонизацию75. Спорные дискуссии о политике в отношении меньшинств и «русификации», которые уже играли заметную роль в советский период, вновь вышли на авансцену76. Подобные дискуссии способствовали усилению культурной чувствительности и увеличению разнообразия в более широких дебатах о гражданстве и религии77. Еще одним результатом повышенного внимания к пространству и культуре стал интерес к повседневной жизни в провинции, городах и деревнях, удаленных от Санкт-Петербурга и Москвы78. Это помогло зафиксировать повседневный характер взаимодействия государства и общества и продемонстрировать, что городское и сельское население использовало государственные институты для регулирования самых разных аспектов повседневной жизни. При этом подобные исследования показали, что межэтнические отношения зачастую были далеко не враждебны.

В то время как культурным практикам уделяется все больше внимания, наблюдается и резкий рост исследований правовых практик в центральных районах империи. Вслед за антропологами права и специалистами по социально-правовой истории историки, анализируя разрешение конфликтов и поведение тяжущихся сторон, стали широко использовать архивные материалы, включая судебные иски, свидетельские показания, приговоры и протоколы судебных заседаний79. Внимание к изучению империи также позволило исследователям заняться анализом юридической практики в пограничных регионах, таких как Северный Кавказ и Центральная Азия, где особые правовые режимы сохранялись, продолжали меняться и даже поощрялись со стороны власти80. Эти периферийные регионы, однако, представляют собой особые случаи, поскольку они были присоединены только в XIX веке и не были полностью интегрированы в гражданско-административную структуру империи. У меньшинств были лишь немногие права, привилегии и возможности, которыми они пользовались на промежуточных территориях.

69

Материалы этих экспедиций были опубликованы в нескольких томах советскими учеными: Липец Р. С. Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М.: Наука, 1956–1988.

70

Эти отчеты, многие из которых были основаны на результатах анкетирования, хранились в центральных или губернских архивах или были опубликованы в многотомных изданиях, таких как «Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины», в газетах, публикациях центральных или губернских статистических комитетов или в специализированных географических, юридических и этнологических журналах. Среди многих других исследований «обычного права»: Оршанский И. Г. Народный суд и народное право // Журнал гражданского и уголовного права. 1875. № 3–5; Пахман С. В. Обычное гражданское право в России: в 2 т. СПб.: Тип. Второго Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1877–1879; Записки Императорского Русского Географического Общества (по отделению этнографии). 1878. Т. 8; Записки Императорского Русского Географического Общества (по отделению этнографии). 1900. Т. 18; Матвеев П. А. Очерки народного юридического быта Самарской губернии. СПб.: В. Ф. Киршбаум, 1877; Стебницкий В. Обычное право кавказских горцев // Юридический вестник. 1884. № 3. С. 488–505; Соловьев Е. Т. Гражданское право. Очерки народного юридического быта. Казань: Тип. Губернского Правления, 1888; Добротворский Н. Крестьянские юридические обычаи в восточной части Владимирской губернии // Юридический вестник. 1888. № 6–7. С. 322–349; Добротворский Н. Крестьянские юридические обычаи в восточной части Владимирской губернии // Юридический вестник. 1889. № 6–7. С. 261–293; Риттих А. А. Крестьянский правопорядок. СПб.: В. Ф. Киршбаум, 1904; Тенишев В. В. Правосудие в русском крестьянском быту. Брянск: Л. И. Итин, 1907; Леонтьев А. А. Крестьянское право, его содержание и объем. СПб.: Шредер, 1908.

71

Износков Л. Обычаи горных Черемис // Труды Казанского Губернского Статистического Комитета. Т. 2 / Ред. Н. Н. Вечеслав. Казань: Губернская тип., 1869. С. 3–17; Народные юридические обычаи у татар Казанской губернии // Труды Казанского Губернского Статистического Комитета. Т. 3 / Ред. Н. Н. Вечеслав. Казань: Губернская тип., 1869. С. 21–42; Юридические обычаи инородцев // Записки Императорского Русского Географического Общества (по отделению этнографии). Т. 8. 1878. Для более полной библиографии см.: Якушкин Е. И. Обычное право русских инородцев. М.: Университетская тип., 1899.

72

Snyder F. G. Colonialism and Legal Form: The Creation of «Customary Law» in Senegal // The Journal of Legal Pluralism and Unofficial Law. 1981. Vol. 13. № 19. P. 49–90; Ranger T. The Invention of Tradition in Colonial Africa // The Invention of Tradition / Eds E. Hobsbawm, T. Ranger. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. P. 211–262; Chanock M. Law, Custom, and Social Order: The Colonial Experience in Malawi and Zambia. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1985.

73

Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 160–161. См. также: Campbell I. W. Knowledge and the Ends of Empire: Kazak Intermediaries and Russian Rule on the Steppe, 1731–1917. Ithaca: Cornell University Press, 2017. В рамках исследований научной школы «социальной истории», получившей развитие в Великобритании, также было показано, что массы использовали обычай как «оружие слабых» в своей законной борьбе против правящих классов: Malcolmson R. W. Popular Recreations in English Society, 1700–1850. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1973. P. 117; Thompson E. P. Eighteenth-Century English Society: Class Struggle without Class? // Social History. 1978. Vol. 3. № 2. P. 133–165.

74

Kappeler A. Russland als Vielvölkerreich. Основной аргумент уже был представлен в эмпирически более насыщенной монографии Каппелера: Kappeler A. Russlands erste Nationalitäten: Das Zarenreich und die Völker der Mittleren Wolga vom 16. bis 19. Jahrhundert. Köln: Böhlau, 1982. Эта дискуссия получила развитие в следующих работах: Imperial Russia: New Histories for the Empire / Eds J. Burbank, D. L. Ransel. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1998; Новая имперская история постсоветского пространства: Сб. статей / Ред. И. В. Герасимов. Казань: Центр исследования национализма в империи, 2004; David-Fox M. et al. The Imperial Turn // Kritika. 2006. Vol. 7. № 4. P. 705–712; Russian Empire: Space, People, Power, 1700–1930 / Eds J. Burbank et al. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2007.

75

Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700–1917 / Eds D. R. Brower, E. J. Lazzerini. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1997; Barrett T. M. At the Edge of Empire: The Terek Cossacks and the North Caucasus Frontier, 1700–1860. Boulder, CO: Westview Press, 1999; Bassin M. Imperial Visions: Nationalist Imagination and Geographical Expansion in the Russian Far East, 1840–1865. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1999; Dickinson S. Russia’s First «Orient»: Characterizing the Crimea in 1787 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2002. Vol. 3. № 1. P. 3–25; Khodarkovsky M. Russia’s Steppe Frontier; Sunderland W. Taming the Wild Field: Colonization and Empire on the Russian Steppe. Ithaca: Cornell University Press, 2004; Breyfogle N. B. Heretics and Colonizers: Forging Russia’s Empire in the South Caucasus. Ithaca: Cornell University Press, 2005; Peopling the Russian Periphery: Borderland Colonization in Eurasian History / Eds N. B. Breyfogle et al. London: Routledge, 2009; Sahadeo J. Russian Colonial Society in Tashkent 1865–1923. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2007; Jobst K. S. Die Perle des Imperiums: Der russische Krim-Diskurs im Zarenreich. Konstanz: UVK-Verl.-Ges, 2007; Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to the Emigration. New Haven: Yale University Press, 2010; Tolz V. Russia’s Own Orient: The Politics of Identity and Oriental Studies in the Late Imperial and Early Soviet Periods. Oxford: Oxford University Press, 2011; Uyama T. Asiatic Russia: Imperial Power in Regional and International Contexts. London: Routledge, 2012; Campbell E. I. The Muslim Question and Russian Imperial Governance. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2015; Campbell I. W. Knowledge and the Ends of Empire.

76

К числу классических дискуссий относятся: Fisher A. W. The Crimean Tatars. Stanford, CA: Hoover Institution Press, 1987. Особенно: P. 49–108; Russification in the Baltic Provinces and Finland, 1855–1914 / Eds E. C. Thaden, M. H. Haltzel. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1981; Rorlich A.-A. The Volga Tatars: A Profile in National Resilience. Stanford, CA: Hoover Institution Press, 1986; Tatars of the Crimea: Their Struggle for Survival / Ed. E. Allworth. Durham: Duke University Press, 1988. Для более недавних дискуссий см.: Weeks Th. R. Nation and State in Late Imperial Russia: Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863–1914. DeKalb: Northern Illinois University Press, 1996; Forum: Reinterpreting Russification in Late Imperial Russia // Kritika. 2004. Vol. 5. № 2. P. 245–297; Cерия «Окраины Российской империи» под ред. А. Миллера и др. (М.: Новое литературное обозрение, 2006–2008); Ėtkind A. Internal Colonization: Russia’s Imperial Experience. Cambridge, UK: Polity Press, 2011; Kivelson V. A., Suny R. G. Russia’s Empires. Oxford: Oxford University Press, 2017.

77

Lohr E. Russian Citizenship; Werth P. W. The Tsar’s Foreign Faiths: Toleration and the Fate of Religious Freedom in Imperial Russia. Oxford, UK: Oxford University Press, 2014.

78

Evtuhov C. Portrait of a Russian Province: Economy, Society, and Civilization in Nineteenth-Century Nizhnii Novgorod. Pittsburgh Pennsylvania: University of Pittsburgh Press, 2011. См. также: Sunderland W. An Empire of Peasants: Empire-Building, Interethnic Interaction, and Ethnic Stereotyping in the Rural World of the Russian Empire, 1800–1850s // Imperial Russia: New Histories for the Empire / Eds J. Burbank, D. L. Ransel. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1998. P. 174–198; Hausmann G. Universität und städtische Gesellschaft in Odessa, 1865–1917: Soziale und nationale Selbstorganisation an der Peripherie des Zarenreiches. Stuttgart: F. Steiner, 1998; Yemelianova G. M. Volga Tatars, Russians and the Russian State at the Turn of the Nineteenth Century: Relationships and Perceptions // The Slavonic and East European Review. 1999. Vol. 77. № 3; Gemeinsam getrennt: Bäuerliche Lebenswelten des späten Zarenreiches in multiethnischen Regionen am Schwarzen Meer und an der Wolga / Hrsg. V. Herdt, D. Neutatz.

79

Bhat G. N. The Moralization of Guilt in Late Imperial Russian Trial by Jury: The Early Reform Era // Law & History Review. 1997. Vol. 15. № 1. P. 77–113; Frierson C. A. «I Must Always Answer to the Law…»: Rules and Responses in the Reformed Volost’ Court // Slavonic and East European Review. 1997. Vol. 75. № 2. P. 308–334; Popkins G. Code versus Custom? Norms and Tactics in Peasant Volost Court Appeals, 1889–1917 // The Russian Review. 2000. Vol. 59. № 3. P. 408–424; Земцов Л. И. Волостной суд в России. Воронеж: Изд. Воронежского государственного университета, 2002; Burbank J. Russian Peasants Go to Court: Legal Culture in the Countryside, 1905–1917. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2004; Gaudin C. Ruling Peasants: Village and State in Late Imperial Russia. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2007. Особенно: P. 85–131. Kriukova S. S. Law, Culture, and Boundaries: Homestead Enclosure in the Russian Village of the Second Half of the Nineteenth Century // Anthropology & Archeology of Eurasia. 2008. Vol. 47. № 2. P. 69–96; McReynolds L. Murder Most Russian: True Crime and Punishment in Late Imperial Russia. Ithaca: Cornell University Press, 2012; Gautam L. Recht und Ordnung: Mörder, Verräter und Unruhestifter vor spätzarischen Kriminalgerichten 1864–1917. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2017.

80

Бобровников В. О. Судебная реформа и обычное право в Дагестане (1860–1917) // Обычное право в России: проблемы теории, истории и практики / Ред. Г. В. Мальцев, Д. Ю. Шапсугов. Ростов-на-Дону: СКАГС, 1999. С. 157–190; Martin V. Law and Custom in the Steppe. P. 89–109; Auch E.-M. Adat, Shari’a, Zakon Zur: Implementierung russischen Rechts in Kaukasien // Rechtstheorie. 2004. B. 35. S. 289–321; Kemper M. Adat against Shari’a: Russian Approaches toward Daghestani «Customary Law» in the 19th Century // Ab imperio. 2005. № 3. P. 147–174; Rechtspluralismus in der Islamischen Welt: Gewohnheitsrecht zwischen Staat und Gesellschaft / Hrsg. M. Kemper, M. Reinkowski. Berlin: De Gruyter, 2005; Burbank J. An Imperial Rights Regime: Law and Citizenship in the Russian Empire; Sharī‘a in the Russian Empire: The Reach and Limits of Islamic Law in Central Eurasia, 1550–1917 / Eds P. Sartori, D. Ross. Boston: BRILL, 2016.