— После сегодняшней ночи каждый дюйм тебя будет моим и только моим.
Ее губы приоткрыты, а нога обвисла.
— Держи их в воздухе, Гвинет, — я раздвигаю ее ягодицы и вставляю в нее большой палец. Я готовил ее, всегда трахая ее киску, пока в ее заднице был палец или два, но она чертовски тугая.
Так что я собираю ее естественную смазку и смазываю её дырочку, дразня клитор, пока она не начинает корчиться, и ее ногти впиваются в ладони.
Затем я проталкиваю внутрь первый дюйм своего члена и останавливаюсь. Она закрывает глаза и душит меня.
— Расслабься, малышка. Я почти в тебе.
Ее глаза медленно открываются, и она расслабляется, ее дыхание немного замедляется. Я несколько раз медленно раскачиваюсь, затем проталкиваюсь на еще один дюйм, засовывая палец в ее киску.
Она стонет и раскрывается для меня, поэтому я оказываю еще большее давление и добавляю еще один палец в ее манящее тепло.
К тому времени, когда я полностью вошел в ее попку, мы оба задыхаемся.
— Ты чертовски тугая, жена.
— М-м-м.
— Больно?
— Да, но это приятная боль. Ох, и… и это ощущается так хорошо… так хорошо… — она раздвигает ноги еще шире, давая мне больше доступа, и я начинаю толкаться в нее, сначала медленно, пока я двигаю пальцами в её киске.
Она извивается на диване, ее спина выгибается, а ноги обессиленно подают.
Поэтому я обхватываю их и сгибаю, пока ее колени не оказываются по обе стороны от ее головы, а мое лицо в нескольких дюймах от ее шеи.
Эта поза дает мне возможность погрузится глубже, как в ее задницу, так и в киску, и мои толчки становятся интенсивнее. Она тоже это чувствует, потому что ее стоны становятся громче.
— Ты чувствуешь, как мой член заявляет права на твою узкую попку, жена?
Она отчаянно кивает.
— Эта задница теперь тоже моя, не так ли?
— Да! — она выдыхает и начинает трястись, сжимаясь вокруг меня. Мои пальцы пропитываются ее возбуждением, когда она кончает, ее конечности дрожат, а губы приоткрываются.
Мои движения становятся еще глубже и резче, и она принимает это, хныча и дрожа.
Невозможно контролировать свой темп, поскольку он растет и выходит из-под контроля. Обычно я могу, но, когда дело касается Гвинет, я грязное животное.
Это неспособность насытиться. Невозможность остановиться, даже если я знаю, что должен.
Мои губы прижимаются к ее шее, я посасываю мягкую кожу, когда мои яйца сжимаются, и я выстреливаю своей спермой в ее задницу.
Ее киска сжимается вокруг моих пальцев, и я двигаю ими еще сильнее, заставляя усилить ее возбуждение, и закричать от еще одного нахлынувшего оргазма.
К тому времени, когда я выхожу из нее, она ошеломлена, ее глаза наполовину опущены, хотя легкая улыбка касается ее губ.
Я отодвигаю с ее лба мокрые от пота пряди.
— Тебе больно?
— Немного, но приятно.
— Точно?
— Да, может тебе стоит трахать меня в задницу почаще.
— Серьезно?
— Ага.
— Ты уверена, что сможешь это выдержать?
— Я могу принять все, что ты предложишь, Нейт, — она улыбается, и я не могу не улыбнуться в ответ. В последнее время я заметил, как легко ей улыбаться.
— Давай, позволь мне позаботиться о тебе.
— Я люблю это. Я имею в виду, когда ты обо мне заботишься.
Я несу ее на руках и иду в душ, где я медленнее трахаю ее, пока намыливаю её тело. Затем я промываю ее волосы ванильным шампунем. Она целует меня в шею за то, что я не забыл его взять.
Мы проводим там больше часа, трахаясь, моясь и снова все портя, особенно после того, как она встает на колени, чтобы вымыть меня, и в итоге делая чертов минет, опустошая меня до последней капли.
Когда мы заканчиваем, я оборачиваю ее полотенцем и несу обратно в спальню, чтобы высушить волосы.
— Они высохнут сами по себе, — ворчит она, глядя на меня через зеркало.
— Это не полезно для них. Перестань лениться, — я провожу пальцами по ее прядям и вдыхаю их аромат. Аромат, который должен был быть скучным, но сейчас все больше распространяется на меня. Потом выключаю фен и зачесываю пряди назад.
— Слушай, Нейт.
— Что? — рассеянно спрашиваю я, слишком сосредоточившись на ее волосах.
— Почему ты никогда не целуешь меня?
Я останавливаюсь, встречаясь с ее взглядом в отражении зеркала. Это предусмотрительно, осторожно и на грани искупления.
— Что это за вопрос?
— Ты никогда не делаешь этого. Я просто подумала, что это странно.