Я улыбнулась своим мыслям и поддала шенкеля* кобыле. Та недовольно всхрапнула, но таки свернула в колючие кусты, срезая путь.
Хорошо я с детства, как и все девушки моего положения, занималась верховой ездой. Дорога давалась мне сравнительно легко. Я привыкла к темпу любимой лошади, и прогулка приносила только радость.
Подо мной была Ромула, кобыла любимой мной массакской красной породы, но верховая, повыше и посуше упряжных, с черным длинным хвостом и темно — багряными отметинами — полосами, на ногах.
Кобылка была дичкой, то есть с частью крови диких лошадей, оттуда и окрас такой, не свойственный кровным массакам, чисто алых безо всяких полос.
Зато Ромула компенсировала свою небезупречную родословную, крепким здоровьем, скоростью и выносливостью. Проскакав несколько часов, она даже не вспотела толком, и похоже будет бежать пока замертво падет, но сама по себе ходу не сбавит.
Именно на этой знаковой кобыле я взяла победу на скачках по случаю дня рождения цесаревича. Два года назад.
В общем — всем лошадка была хороша.
От моего дома до поместья Густа, в масштабах империи всего ничего, поля, виноградники, небольшой лесок с озером в котором мы бывало охотились на бекасов. Потом три деревни, один городок, хотя от города там только название. Поменьше хутора будет. И еще лес, довольно крупный, растянутый, на два берега от мелкой речки.
Но дичь там неинтересная, зайцы, камышовые коты, и белки. Зато ягод и грибов хватало с лихвой, деревенские его облюбовали. Так что подъезжая к речке, и услышав далекий смех и плеск, я не удивилась.
Река Медянка с высоты напоминала длинную змею, что ползла себе меж берегов спокойно, и вдруг, вспугнутая, резко решила назад вернутся, да окольцевала своим блестящим телом крутой берег — обрыв, что нависал над нею песчаной глыбой. Именно в этом месте, местные деревенские и устроили большую стирку. Плыли по воде белые, синие, рябые одежды, а мужики местные, стоя по пояс в речной воде, отбивали его рубелами — плоскими тяжелыми досками с ребристой стороной, на длинной рукояти. На другой стороне реки виднелись остальные густовцы, женщины в основном и старики. Даже не видя, что именно они там делают, я прекрасно знала чем они заняты — распределяют стиранное белье, штопают дыры, делают заплаты, и всячески руководят, как женщинам и положено. Старики же или лапти плетут, или вовсе просто языками чешут.
Мелкими белыми пятнышками носились дети, и даже до сюда доносился их гомон и крик, смешиваясь с смехом и веселыми разговорами купальщиков.
Я остановила лошадь, любуясь этим дивным зрелищем, прям как мёдом по сердцу.
Почти сплошь молодые парни, загорелые, мышцы под кожей играют, да еще и в реку окунутые, блестящие от воды на солнце, словно Ромулы круп. Головы от светло-рыжих, почти желтых, до медных. Есть в общем на что посмотреть.
Я спустилась с обрыва, отклонившись назад, давая кобыле самой выбрать дорогу для своих узких, но крепких копыт. Пришла мне в голову неожиданная шалость. Астор и тайна связанная с ним, тихое неподчинение матушке, действовали на меня определенно в дурную сторону, раньше я бы посчитала подобную затею себя недостойной. Но сейчас она казалась мне довольно забавной, почему нет?
Стараясь не выдать себя раньше времени, я ехала по тропе, прикрытая густыми зарослями со стороны реки. Где то тут имелся брод, воды по сустав лошади, даже ног не замочить.
Узнав знакомое кривое дерево и приметный камень с заметной трещиной посредине, обжитой мхом, я притаилась, натянув на себя поводья и радуясь, что за смехом и хлопков рубелов по воде, не слышно топота конских копыт.
Выждав нужного момента, и подкараулив группку рыжеволосых деревенских юношей, что как раз растягивали над водой огромное полотнище, держась за края, я ударила пятками лошадь, которая рассерженно фыркала, не желая прыгать с берега в холодную воду. Но еще одно понукание, заставило животное подо мною оттолкнутся задними ногами и мы ухнули прямо в течение, подняв волну, которой накрыло всех рядом, и тучу ледяных брызг во все стороны. Нескольких мужиков хорошенько окунуло, остальные, удержавшись на ногах, сначала понять не могли, что такое произошло, а после, с криками «Это ж барыня балует!» громко расхохотались, ловя мою лошадь за уздцы, помогая испуганному животному восстановить равновесие. Я, признаюсь, совсем забыла про весеннее половодье, от которого в Медянке поднялся уровень воды, и теперь в сапогах моих хлюпало, а со штанов текло ручьями. Но я смеялась вместе со всеми, обжигающий холод только придал моей затее еще большего задора.