— Ну так выпороть значит нужно. — Отреагировала она на слова Милона Лизаветыча, и тут же мне на него пожаловалась — Уж и помощников ему набрала, мужиков сильных из деревни, и теплицу приказала сделать, в которой тяжкой работы нет, и садовницу заграничную выписала, а все сам да сам! Никак не угомонить! Дай же тебя разглядеть, люба моя, Ариана! — Баронесса улыбалась мне так тепло и искренне, и я устыдилась своего страха перед этой хрупкой телом, но крепкой духом женщиной. Она совсем не винила меня, за то что моя кузина так поступила с ее сыном. Может мне рассказали не всё?
— С этим всегда успеется — Мирон Лизаветыч, омыв руки, зашел в беседку, и осмотрев пустой кованый стол на гнутых ногах, недовольно постучал по нему пальцем. — Что такое? Гости в доме, а угощения то нет?
— Олеська! — гаркнула баронесса, наконец отпуская меня, и я села между Инваром и Люкой, заняв свободное кресло. Мирон Лизаветыч заняли собой пустующую скамью. Ее бы хватило на троих, или на на него одного.
— Да, барыня? — Тут же явилась невозмутимая камердинес. Похожее ее вообще не способно что либо взволновать или обеспокоить.
— Быстро вели на стол накрывать! — приказала баронесса, игнорируя мои вялые возражения, насчет того, что я вроде как уже и отобедала. Камердинес сухо кивнула и отбыла.
— Бесполезно с маменькой спорить — Шепнул мне на ухо Люка, что сидел совсем рядом, и поморщился, двигая ногу.
— Болит? — обеспокоенно уточнила я, глядя на перевязку.
— Сносно — тихо произнес младший Густа, и за этим коротким разговором, я упустила из внимания слова гувернера. Но он повторил свой учтивый вопрос, безобразно коверкая мое имя гундосым акцентом.
— Спгащиваю вас, уважайемая Арияна Леаньоровна, какие нынче в Ливандии стоят погоды?
— Хорошие стоят — Усмехнулась я, и незаметно коснулась пальцами ладони юноши. Он коротко кивнул — безмолвный уговор на беседу позже, без лишних ушей.
— А что ж матушка Ваша, княгиня Леонора нас не посетила? — Спросил Милон Лизаветыч, задумчиво дергая ножку стола, что как показалось ему, криво стоял.
Только её тут не хватало. Мать относилась благостно к моей дружбе с Бриссой, хоть и предупредила, что у подруги может быть ко мне алчный интерес. Но я и представлять не хотела какую бурю вызвала бы в ней сия новость. Ирма была бы тотчас вытащена хоть с края света за ухо, Фогель возвращен родителям, а мне, скорей всего запретили бы со всеми ними водится, во избежание.
Она крайне не одобряла мезальянсы. А бароны, все же не ровня нам. По крайней мере так считала мать.
— Княгиня занята, опять в столице с другими главами кланов, заседает — Пожала я плечами, показывая свое равнодушие к светской жизни.
— Матушка в городе политикой занимается, а дочка в деревне крестьян шугает — Улыбнулась баронесса, демонстрируя неожиданную осведомленность о моем поступке, что теперь отдавался в горле неприятным першением и слабостью в теле — Ох, шалопайка! И не красней мне тут, знаю, все знаю про тебя! — она покачала пальцем укоризненно, но при том явно веселясь. Совсем не похоже как для человека, у которой сын пропал с девицей. Определив общую атмосферу за столом как благожелательную, я решила перейти к вопросам.
— А что с Фогелем то стряслось? — Люка закатил глаза, Инвар хлопнул книгой, резко закрывая ее. Похоже зря я этот вопрос задала. Но старший братец проявил неожиданный для себя энтузиазм.
— Да, матушка, расскажите про Фогеля, думаю Люке будет полезно еще раз послушать.
— Опя-ять! Мое сердце этого не выдержит. Я погибну молодым, от всех этих разговоров! — страдальчески выдохнул Люка, явно не поддерживая злорадства брата, а на меня взглянув как на предательницу.
Сколько смотрела на них, и всегда удивлялась этой разности братьев. Их манер, поведения, и в особенности черт. Причина в разных отцах, вестимо. Но все же.
Инвар был очень красив, но постоянная задумчивость, и опущенные вниз уголки губ, портили первое впечатление от его изящных черт.
Младший же, напротив, был лицом, будто из цельной картофелины сделан, нос с горбинкой, глаза маленькие, подбородок выдается, но отцовская улыбка почти не сходившая с лица, преображала его, делая славным малым, а материнские ямочки в обе щеки, придавали ему того наивного очарования, каким так хороши детские лица.