Уродливые следы кнута украшали его шею, спускаясь на грудь, усеянную белыми следами застарелых шрамов, и точками ожогов помельче. Явно созданных не большим огнем, а умышленно.
Белее снега, длинные волосы.
Он ничего не сказал, когда я подобрала стул, и оседлала его, спинкой вперед, будто любимого скакуна. Только подтянул выше одеяло.
Смолчал, когда я приказала Ивике и ее ассистенту, что цветом был точь-точь моя любимая массакская кобыла, уйти и оставить нас одних.
Заговорил только тогда, когда я, растягивая слова, задала ему свой первый вопрос:
— Ну и кто же надоумил вас, сударь, пугать слуг и портить имущество дома, так милостиво приютившего вас?
— О милости я не просил, — холодно произнес он, глядя на меня будто это он был хозяином этого дома, а не наоборот. По спине пробежали мурашки от этого пронзительного взгляда. Что-то в его чертах показалось мне знакомым. Но я точно не видела его раньше.
Сразу отметила про себя желтые корки полузаживших ран на его запястьях, будто кто-то связал их так сильно, что перетер кожу до крови.
— Ах, ну простите, драгоценный незнакомец, что я спасла вас, когда вы подыхали на обочине, как побитая собака. Надо было сразу объяснить свое желание отправится в мир иной. Мне бы не пришлось пачкать свой экипаж, — я говорила с ехидцей в голосе, неприятно ущемленная тем, что меня за спасение своей жизни даже не изволили поблагодарить. В конце концов, он юноша в беде, а я благородная спасительница. Отдача где?
— Это вы меня сюда притащили, — скорее утверждал, чем спрашивал, но я все равно кивнула. — Что-ж — он явно задумался — Хорошо. Тогда я хочу знать имя своей…спасительницы, — юноша произнес последнее слово как оскорбление, а не благодарное признание. Он защищался заранее, хоть я и не нападала.
— Ариана Левицкая, — представилась я, гордясь своей фамилией, вполне обоснованно, надо сказать. Но мой «гость» дернулся словно от удара кнута. Он сжал губы, ставшие от этого тонкими, и побелел. Красные отметины на его лице стали ярче, как и наполненные яростью глаза. — Левицкая… — в его голосе была чистая, кипучая ненависть.
— А я, похоже, знаю, за что тебя пороли, — задумалась я вслух. — Неуважение к княжне вполне заслуживает такого наказания. — Сладко произнесла я, с удовольствием наблюдая как меняется его лицо. Из хмурого выражение стало непроницаемым.
Юность и беспечность делали меня безжалостной. А слова жестокими. Я лишь развлекалась людьми, будто марионетками, не придавая ни смысла ни веса их чувствам.
Я жила в искусственном, семейном мирке созданном богатством и связями, безопасном и радостном, где не было места насилию и боли. И признавала в людях лишь умение ублажить и развлечь меня.
Меня не трогали его раны, ведь признай я преступление случившиеся над ним реальным — то мой мир стал бы небезопасным и не таким простым как ранее, а допустить я этого не могла.
— Прошу прощения за свой тон, госпожа…Левицкая, — он произнес мою фамилию так, будто она была страшным проклятием, — но мне нужно идти, — он склонил голову, больше не пересекаясь со мной взглядом.
— Не держу, — пожала я плечами — Приберись за собой, извинись перед Ивикой и иди на все четыре стороны. — Мне и впрямь была безразлична его судьба.
— То есть, я могу просто встать и уйти? — почему-то растерянно переспросил юноша, что так и не представился. В принципе, меня не особо интересовало имя грубого бродяги.
— Ага. Нет, конечно благодарность была бы не лишней, но я же не могу требовать, чтобы все вокруг были столь же почтительны как обычное мое окружение. — ответила я, глядя на него снисходительно. Он прикрыл рот рукой и издал звук…он смеется что ли? Похоже, у него истерика на почве стресса. Мужчины, что с них взять, создания горячные и нелогичные. Вот ведь подобрала же питомца на свою голову! — размышляла я с недовольством. Незнакомец вел себя слишком дерзко для своего положения, как мне казалось. Где же горячие благодарности?
— Простите, — наконец произнес он, досмеявшись. — Я не хотел быть неучтивым. Нахмуренный лоб расслабился. Теперь он выглядел ещё красивей чем в первый раз. Но все портили эти грубые порезы на лице.
— Я вижу, — хмыкнула я, лицо гостя приняло невозмутимое выражение. Он держал осанку прямо и не сводил с меня взгляда.