Образы таяли перед его внутренним взором, призраки возвращались в прошлое.
Трина Лиа. Пятьсот лет была она для него безликой фигурой, провозвещенным противником, как говорили воспитавшие его зимбурийские жрецы. За протекшие столетия он мог и забыть о ней, но теперь смутные угрозы стали явью. И все же на эти пугающие мысли накладывались его воспоминания об этой девушке, которую он впервые встретил в Маурайнии, потом снова на острове Тринисия: обыкновенная с виду девчонка, бесхитростная, наивная, совершенно не ведающая о своем предназначении. Но в руках старой Аны и ее заговорщиков-чародеев юная Эйлия испортится, из нее тщательно скуют живое оружие, которое когда-нибудь станет угрожать царству слуг бога Валдура и — если следует верить пророчеству — его, Морлина, собственной жизни. И у нее здесь нет выбора. В глазах немереев она обречена своей судьбе так же верно, как и он, и нет ни у кого из них иного выхода, кроме смерти другого. Он должен найти способ вытащить ее из ее родного мира в другой, где сила ее не будет столь велика. Пророчество гласит, что она явится на Меру со своей армией, дабы вырвать этот мир из рук слуг Валдура. Если бы он только мог поторопить ее, заставить попытаться выполнить пророчество раньше, чем разовьется ее сила, тогда он мог бы и победить ее.
Дракон взмыл с пика и воспарил в небо на крыльях цвета пламени, будто пытаясь оставить за спиной собственные мысли. Ибо если бы он продолжал свои размышления, то мог бы и пожалеть Эйлию, а жалость в борьбе — та роскошь, которой он себе позволить не может. Он и так потратил ценное время на эти мрачные раздумья. Другие драконы развернулись и попытались последовать за ним, но он предостерег их рычанием, и они неохотно удалились. Его ждал далекий путь, ждали союзники, которых надо обрести далеко за замерзшим морем. Быстрее любого ветра этого мира летел он на юг, и солнце вернулось на небо, но он летел и летел, почти не останавливаясь, чтобы отдохнуть. Позади остались вращающиеся звезды полюса, склонилась над ним луна в тропиках и наконец остановилась, перевернутая, посреди ярко горящих созвездий Антиподов.
В Зимбуре, на вершине самой высокой башни каменной твердыни, творил заклинание царь Халазар.
Стояла ночь, и комната была погружена в тень. В окне сверкали звезды — единственный источник света помимо нескольких оплывших свечей. Их неровный свет играл на россыпи любопытных предметов на полках вдоль стен: переплетенные тома по некромантии, пучки сухих трав, деревянные жезлы, астролябии и планетарии, хрустальные шары разных размеров. Были там кости птиц и животных, несколько человеческих черепов безмолвно смотрели пустыми глазницами из темных углов. На большом дубовом столе выстроились все инструменты алхимического ремесла: пробирки, кол бы, тигли, но все это было покрыто пылью и затянуто паутиной. Владыка Зимбуры сидел на полу посреди комнаты, скрестив ноги. Распущенные черные волосы и борода, чуть тронутые сединой, изборожденное морщинами лицо, ставшее несколько мясистым от подступающей старости. Рука его, которой он кровью чертил магический круг на полу, никак не хотела перестать дрожать. Заклинание было новым, и слишком многое зависело от его успеха.
— Ахатал, азгарал, Гурушакан рамак та-вир… Заклинание вызова призрака Гуруши, древнего царя-демона Зимбуры: для необходимой работы не годился бы ни один младший дух. Если Халазар не добьется успеха, то он точно не та аватара, которую ищет его народ.
Все было неладно в его молодой империи. Северные равнины и леса, бывшие ранее страной Шурканой, принадлежали ему, с их обильным урожаем зерна и древесины. Но шурканские бандиты, обосновавшиеся в горах, продолжали досаждать его войскам. Архипелаги Каана принадлежали ему, но на западе лежал непокоренный континент. Народы этого континента победили его народ в древней битве и могут опять это сделать. Ему принадлежал северный остров Тринисия, но океаны, отделявшие его от Зимбуры, непроходимы зимой, и населен этот остров лишь страшными и враждебными дикарями. Возрождающаяся Зимбурийская империя растянулась до предела своих сил, тонкая, уязвимая, и немногочисленные ее войска не способны контролировать беспокойное и горячее население покоренных стран.
А теперь даже в столице, Фелизии, вспыхивают голодные бунты и восстания, как очаги лесных пожаров. Позарез нужны союзники, но нет их ни одного во всем этом мире. И потому Халазар обратил взгляд к единственному другому миру, о котором он знал: к миру духов. День и ночь творил он заклинания, предназначенные для вызова сверхъестественной помощи. Но ни один дух пока не ответил на его призыв, ни один даже самый мелкий бесенок или инкуб.