Вэйл выпрыгнул из укрытия и понёсся к "Несгибаемому". Яррик навёл пистолет на орков. Остальные подняли своё оружие и прицелились.
— Ждите, — сказал Яррик.
И они ждали, не открывая огонь.
Ему дали свободу. Ему пожаловали дар знания своей судьбы и последнего долга. Его плен закончился. Ему были предназначены пламя и слава. Его сердце прыгало в груди, охваченное таким неистовым счастьем, что телу едва удавалось удерживать его внутри. Его конечности были напитаны энергией, какой он не чувствовал со времён своей вынужденной посадки. Он спрашивал себя, касаются ли вообще его ноги трюмной палубы. Он летел. Вдруг поднялся ветер. Так и должно было быть. Вэйл чувствовал, как он стегает по его лицу, пока он сам коршуном мчится к оркам и кораблю. Зеленокожие не знали о его приближении. Он чуть не рассмеялся. Он нёсся к кульминационному моменту своей жизни под взглядом Императора, и это делало его неудержимым. Он мог бы растерзать зеленокожих голыми руками, но за ними шёл пламень Императора.
Один из орков заметил его и закричал. Остальные обернулись и потянулись к своему оружию. Вот теперь Вэйл действительно рассмеялся.
Сзади полетели выстрелы его союзников. Один орк упал, его глотка была вырвана метким выстрелом. Два других начали отстреливаться, вопя по ходу дела. Вэйл увидел, как ещё один орк, выбежавший из-за носа "Несгибаемого", рухнул на землю с разнесённой головой.
В левое бедро Вэйла врезалось что-то зверски твёрдое, округлое и обжигающе-холодное. Он впился негодующим взглядом в орка, который его подстрелил. Его нога лишилась своей силы. Бег свёлся к хромающим скачкам. Его тело содрогалось от боли, которая разбегалась от раны, плодясь во фрактальном подобии. Последние метры до лихтера всё тянулись и тянулись. Сцепив зубы, он волочил вперёд безжизненную ногу. Когда он переносил на неё вес, весь мир взрывался белым пламенем. По его подбородку стекала кровь из прикушенного языка.
Ещё три шага. Два других орка погибли. На подходе было гораздо больше. Трюм гудел в переполохе. Орки стреляли по "Несгибаемому", по позиции Яррика, по Вэйлу. Огонь пока что не был плотным, у них всё ещё имелись драгоценные секунды, прежде чем численность орков сыграет свою роль.
Он достиг "Несгибаемого". Фонарь кабины был открыт. Он заволок себя вверх по стремянке, оставленной орками, и отшвырнул её ногой, сваливаясь в кабину. Ещё несколько секунд, и фонарь опустился, когда он запустил двигатели. Он перекрыл подачу топлива в правый двигатель. "Ещё нет", — подумал он. Левый двигатель завывал со сдерживаемой яростью. Он проверил вооружение. Всё ещё на месте, всё ещё действует.
Боль в ноге притупилась. Теперь из раны потихоньку расползалось кое-что похуже: цепенящая тьма. "Ещё нет", — пробормотал Вэйл заплетающимся языком, дыша с присвистом. Он посмотрел налево. Остальные уже покинули своё укрытие и бежали к проёму в стене.
Тьма распространялась по рукам к кистям и пальцам, высасывая из них силу и ловкость. Картина перед глазами потускнела, став зернистым серым тоннелем. Времени уже не оставалось. "Сейчас", — подумал он. Его руки бездействовали. В глазах смеркалось. Он выжал из себя последний крик. "Сейчас!", — взвыл он, и руки отозвались.
"Несгибаемый" дёрнулся вперёд. Вэйл изменил вектор тяги. Теперь он дал прометию хлынуть в правый двигатель.
Тьмы больше не было. Остались только свет и жар и боль, и секунды самой жуткой, самой потрясающей радости, какую он только знал в своей жизни.
ГЛАВА VIII
Бегство
Позади нас восстал феникс. Он визжал, выкрикивая приговор в небеса, и наполнял трюм адским пламенем своего рождения.
Мы едва успели добраться до проёма, когда "Несгибаемый" начал наносить свой последний удар. Я задержался, пока все остальные бежали по узкому, заваленному набок коридору. Я оглянулся назад, чтобы быть свидетелем самопожертвования Вэйла. Лихтер оторвался от земли, взбираясь вертикально вверх. Он продолжал подниматься, даже когда взорвался пламенем. В тот же самый миг он начал стрелять из лаз-пушки и выпустил ракеты «Адская ярость». Воздух трюма был насыщен запахами использованного топлива и беспечно пролитых огнеопасных веществ. Ракеты врезались в другие корабли. "Несгибаемый" бешено крутился в воздухе, и он всё ещё продолжал стрелять из лазпушки, когда превратился в огненный шар. Он продержался на лету ещё несколько секунд и лишь затем врезался в палубу. Он сокрушал. Он испепелял. Через пространство трюма понёсся огонь. Он ревел, как ураган, заглушая вопли сгорающих орков. Он вырос во вздымающийся вал пламени, и тогда я побежал.
В коридоре дул ветер — воздух засасывало адским пожаром. Я едва не опоздал со своим уходом. Жар следовал за мной по пятам, суля огненную смерть. Проход кончался Т-образным перекрёстком. Я рванул влево. За моей спиной раздавался такой рёв, словно в коридор влетел один из двигателей "Несгибаемого". Прямо впереди стояли остальные, дожидаясь меня по ту сторону переборки. Я прыгнул через проём. Трауэр и Беккет задвинули стальную дверь. Учитывая новую ориентацию корабля, её надо было поднимать, а не тянуть вбок, но им удалось закрыть и запереть тяжёлую сталь, прежде чем её достигло пламя. За какие-то секунды эта преграда стала тёплой на ощупь, и мы поспешно отправились дальше.
Полис снова шёл во главе. Я очень полагался на этого малютку, и он вознаграждал моё доверие. Он был настоящим чудом. Дай нам время, удачу и право на ошибки, и мы в конце концов отыскали бы дорогу к капищу и без его помощи. Из-за своей громадности оно являлось единственным пунктом космического скитальца, который всегда можно было найти. Но мы не уложились бы в такое хорошее время, будучи при этом в такой относительной безопасности. Боязнь Полиса была для нас благом. При малейшем шуме, который иногда был слышен лишь ему, он менял маршрут. Не знаю, все ли угрозы, которые мы обходили стороной, существовали в действительности, но благодаря Полису мы избегали ненужных схваток, приберегая свою ударную мощь до того момента, когда доберёмся до цели. Его чувство направления было сверхъестественным. При любой возможности он уводил нас прочь из коридоров в сеть вентиляционных шахт, технических подполий, сервисных люков и всего неисчислимого множества обходных тропок циркуляционной системы космического корабля. Как бы ни петлял наш путь, сколько бы раз мы ни сворачивали в ответвления, он всегда знал, где мы находимся. Мы весьма успешно продвигались вперёд. Всякий раз, когда мы проходили мимо обзорного блока, я видел, что мы всё ближе и ближе к цели.
Мы были уже совсем рядом и двигались ползком сквозь заброшенные потроха фрахтовика. Мы лоснились от смазки, пробираясь ощупью во тьме по виткам труб, разломанным шестерням, которые, если их слишком резко задеть, могли срезать палец, и раструбам, похожим на соборные колокола.
— Нам нужно наверх, — прошептал я Полису. — Можешь нас туда провести?
— Нет, — ответил он, затем повторил за самим собой, становясь собственным заикающимся эхом: — Ни-ни-ни-ни-нет. Никаких соединяющий конструкций, комиссар. Оно изолировано, — его бормотание отклонилось от темы, скрипуче отражаясь от сплошных металлических структур.
— Тогда как орки туда попадают?
— Держат вниз, — эхо: — Дер'иc-'ись-'ись.
Я осознал, что мы уже какое-то время ползли вниз под уклон. Ещё через несколько минут железо под моей рукой уступило место холодному камню. На какой-то миг я снова очутился в том колодце. Но здесь не было воды, и наклон постепенно сошёл на нет. Затем мы смогли подняться на ноги, а путь впереди забрезжил серым. Где-то не очень далеко был источник света.
Мы находились в тоннеле под поверхностью астероида. И снова меня поразила дисциплина, требовавшаяся для того, чтобы заставить орков утрудить себя созданием стабильной, пригодной для дыхания атмосферы здесь внизу. Прежде я счёл бы, что им не достанет терпения, чтобы потянуть подобный инженерный подвиг. "А ещё ты и представить не мог, что тебя обставят на поле боя", — подумал я.