Коммерческие интересы британских подданных в азиатских и африканских странах неукоснительно соблюдались как в 1850—1860-х гг., так и в последние десятилетия XIX в. Известно, что британское правительство в 1856 г. начало войну с Китаем, стремясь обеспечить беспрепятственный доступ индийского опиума на рынки страны. Отказ Турции от выплат по внешнему долгу рассматривался лидером либеральной партии У. Гладстоном как «величайшее из политических преступлений», которое должно было караться адекватными методами[64]. Действия британского правительства во время Восточного кризиса 1875–1878 гг. были направлены не в последнюю очередь на соблюдение английских экономических интересов на Востоке. «Капитал никогда не будет инвестироваться свободно, если в стране существует возможность возникновения войны в ближайшем будущем», – так оценивал премьер-министр Англии и лидер консервативной партии Б. Дизраэли итоги урегулирования кризиса на Балканах и в Турции во второй половине 1870-х гг.[65]
В последней трети XIX в. активная защита интересов британских деловых кругов превратилась в одну из первоочередных функций правительства, что ярко продемонстрировала политика Великобритании по отношению к Египту. Либеральное правительство У. Гладстона пришло к власти в 1880 г. под лозунгом «дешевая внешняя политика»[66]. Однако банкротство египетского правительства, национальное восстание в Александрии были однозначно восприняты либеральным правительством как непосредственная угроза британским капиталовложениям в стране. Бомбардировкой Александрии и оккупацией Египта правительство Гладстона доказало общественности готовность защищать экономические интересы Англии и ее граждан любыми средствами. Символом перемен стала отставка из кабинета одного из наиболее авторитетных фритредеров Дж. Брайта. Ведь фактически при захвате одного из важнейших в стратегическом и экономическом значении государств Африки Англия действовала в значительной мере в целях охраны интересов держателей египетских акций и всех предпринимателей, заинтересованных в контроле над Суэцким каналом.
Захват Египта в 1882 г. наряду с соображениями политического и стратегического характера был вызван в значительной степени и экономическими причинами. Однако при этом проявилась одна из характерных особенностей британской имперской политики – стремление завуалировать экономические цели политической, этической, религиозной или любой иной риторикой. В середине 1880-х гг., да и в более позднее время, в обстановке борьбы за раздел мира открытая демонстрация коммерческих интересов и стремлений не приветствовалась. Еще в 1877 г. на страницах журнала «Девятнадцатое столетие» известный политолог профессор Е. Дайси заявлял о том, что интересы бизнеса требуют оккупации Египта, что это будут приветствовать держатели акций в Великобритании, и египетские крестьяне-феллахи[67]. Однако в официальной версии данных событий акценты были смещены. Согласно высказыванию лорда Кромера, первого вице-короля Египта, британская оккупация являлась необходимой для страны, в которой «армия взбунтовалась, казначейство обанкротилось, все ветви власти находились в состоянии коллапса»[68].
Однако необходимо отметить, что непосредственное выступление государства в защиту интересов своих граждан, сопровождаемое аннексиями, войнами и дипломатическими столкновениями с другими европейскими странами, как было в случае с Египтом, считалось в Великобритании нежелательным вариантом развития событий. Большей части британских государственных деятелей импонировала схема постепенного подчинения слаборазвитых стран. Стремление сочетать расширение Британской империи с экономией государственных расходов, избегать нападок оппозиции в стране и протестов из-за рубежа в случае военных операций привели к распространению системы привилегированных компаний, получавших права на разработку ресурсов и управление африканскими территориями. В атмосфере активизировавшейся после Берлинской конференции 1884–1885 гг. «схватки за Африку» именно компании стали средством для проведения не только «бумажной», но и «эффективной» оккупации стран континента.
Роль привилегированных компаний в развитии Британской империи своеобразно отражалась в имперской идее. Официально компании считались частными предприятиями, однако многочисленные примеры свидетельствовали об оказании им прямой материальной и военной помощи со стороны государства, так как их целью было обеспечение имперских интересов Великобритании. В частности, на Британскую восточноафриканскую компанию возлагалась задача установления линии британских коммуникаций от Капской колонии до Нила[69]. Тем не менее подчеркивалось невмешательство государственных чиновников в дела компаний. Это позволяло подтвердить основной аргумент в пользу их существования: государство и непосредственно налогоплательщики не несут бремени финансовых затрат на сохранение и развитие новых земель. Как отмечал современник описываемых событий британский историк X. Эджертон, британское казначейство никогда не предоставило бы тех сумм, которые были необходимы для развития подконтрольных стран[70]. Однако, в свою очередь, государственное одобрение деятельности компаний гарантировало им приток капиталов и увеличение числа акционеров.
65
Speech by Lord Beaconsfleld in the House of Lords, 18 July 1878 // Hansard’s Parliamentary Debates. Ser. 3rd. London, 1878. Vol. CCXLI. Col. 1771.