Было, ещё как было. У каждого «дикого» имелась винтовка системы «спенсер», у большей части укороченная для удобства. В здешней даже не полноценной войне, а скорее карательной операции, требовалось прежде всего удобство использования, в котором длинный ствол и соответствующая габаритность были скорее помехой. Правда вот приклад укоротить пока не получалось из-за того, что именно в нём располагался магазин с патронами. Однако… Скоро это должно было измениться. Не моментально, но уже скоро. Откуда такая уверенность? Для этого лейтенанту достаточно было всего лишь бросить взгляд на тот пистолет, что находился в его поясной кобуре. Во многом он был похож на уже давно известный «вулканик», но вот если присмотреться внимательней… Менее массивный, более удобно лежащий в руке, а ещё имеющий отъёмный магазин на восемь патронов. «Громовержец», как его назвали, это очередное порождение Спенсера и Станича, теперь позволял менять находящийся под ствольной коробкой магазин в несколько движений. Куда быстрее, чем заполнять магазин «вулканика» по одному патрону и тем более чем перезаряжать револьверы по старинке.
Револьверы! Да, теперь имелись скорозарядники, которые сильно помогали, но… Всем было понятно, что пистолет «громовержец» - это лишь изменённая и уменьшенная, под одну руку, версия винтовки. А раз пистолет показывает себя достаточно прилично, то скоро следует ожидать и нового «спенсера», в котором сменные магазины не нужно будет засовывать в полость внутри приклада. Подствольный магазин куда удобнее будет. Сменный, конечно, потому как обычный и на севере есть в «винчестерах», как они их называют.
Мысли помогали Хайдеггеру отвлечься до поры, но вместе с тем не мешали и оценивать ситуацию, ожидая наиболее подходящего мгновения для открытия огня. И он, момент, наступил. Короткий взмах рукой, крик ночной птицы, изданный Вэра, и вот, началось.
На убой стреляли лишь те солдаты, которые были действительно мастерами прицельной стрельбы. Остальные же палили по ногам, чтобы и из строя вывести, и не подстрелить случайно не того. Разделение, так сказать, обязанностей. И оно сыграло именно так, как и планировалось. Первый залп, второй… Как минимум два десятка, то есть больше половины из числа гаитянцев, упали в высокую траву либо мёртвыми, либо с простреленными конечностями. Упав же – те, которые остались в живых, вестимо – заблажили так громко, что иначе как паникой творившееся дальше и назвать то было невозможно.
Метания из стороны в сторону, брошенное оружие, мольбы и падение навзничь. Не мёртвыми падали негры, а обхватив голову руками и что-то причитая на непонятном большинству французском и испанском. К тому же эти два языка были даже не языками как таковыми, а чем-то корявым и малопристойным. Понять подобное… не всем удалось бы и при большом на то желании.
Новые выстрелы, но уже не залпами, а исключительно выборочные. Редкие. Но неизменно прицельные и действенные. Численность оставшихся невредимыми сокращалась всё сильнее и сильнее, но тут совсем уж истеричный визг, раздавшийся от кого-то, укрывшегося в небольшой ямке, заставил лейтенанта рыкнуть на подчинённых, тем самым вынуждая тех прекратить стрельбу. А визг был оч-чень содержательным:
- Здесь император! Он сдаётся!..
Пусть сам факт этого титулования относительно Фостен-Эли Сулука вызывал у нормальных людей смех, брезгливую гримасу либо сочетание перечисленного, но факт оставался фактом. Хайдеггер сомневался, что кто-то попытается выдать себя за императора, тем самым покупая не жизнь, так отсрочку от смерти. Уже потому, что подобный «умник» рисковал получить смерть не просто, но затейливую. «Дикие» ну очень не любили, когда их пытались обманывать, а тем более какие-то там черномазые. Это было бы откровенным унижением, требующим соответствующего воздаяния.
Дальше – всё по разработанным и применяемым ещё на той войне правилам. Приказы отбросить оружие, лечь, завести руки за голову и даже не пытаться шевелиться. Любое движение – пуля, а то и сразу несколько. Кое-кто попытался дёрнуться и почти мгновенно отправился в мир иной. От пули в голову или пары-тройки в торс редко когда иной итог случается. На оставшихся тоже действует как нельзя лучше, парализуя слабых духом до расслабления мышц. Всех, порой и тех, которые лучше бы оставались сжатыми и работающими в обычном режиме.