Кауфман озадаченно нахмурился.
— Понятия не имею, не видел.
— А вы, профессор, не пробовали?
Археолог посмотрел на него как на ненормального.
— Помилуй вас Бог. Да и вообще, к чему вы всё это спрашиваете?
— Да так… В легендах говорится о волках, которые отбирают жизнь у человека, недостойного приблизиться к капищу. О двух чёрных волках с пылающими, понимаете ли, красным пламенем глазами, — Штернберг широко ухмыльнулся. — Не слишком оригинально, правда? Я так понимаю, это какая-то метафора?
— Просто старинное предание. Волки — это мифические стражи капища. В Тюрингенском лесу раньше действительно водилось множество волков, отсюда и легенда. Но их всех истребили. Местные жители очень давно не видели этих зверей.
— В легендах ещё сказано, что люди приходили на капище с молитвами, и молитва достойного могла заставить солнце «быстрее или медленнее катиться по небу». Это как следует понимать?
— Вы неудачно поставили вопрос, герр Штернберг. Это ведь всего лишь миф…
И тут Штернберг вновь ощутил испуг сидящего рядом человека. Археолог знает про временные аномалии, понял Штернберг, он с ними сталкивался, но не может их объяснить, и оттого ему страшно. Штернберг с трудом подавил желание похвастаться открытием и рассказать, как похожа скала Штайншпигель на чашеобразные скалы на Тибете, о которых ему говорил в личной беседе Шефер. Тибетские каменные конструкции тоже, по преданиям, созданы в незапамятные времена и способны сжимать и растягивать время…
— Ладно, а что, по-вашему, значит вот это — «достойный», «недостойный»?
— Раз вы читали статьи моего коллеги, вы сами всё знаете: человек кладёт на алтарь свою жизнь, отдаёт её на суд духу Зонненштайна, который и решает, отнять у человека жизнь или сохранить её, ответить или нет на его молитву…
— «Отнять жизнь»? А зачем тогда стражи-волки? Какая-то путаница компетенций получается. Впрочем, Бог с ними, с легендами. Вот что скажите мне, профессор: вас, кажется, беспокоили какие-то странные сны…
— Ничего подобного, — сухо ответил Кауфман.
Профессор лгал. Прикрыв глаза, Штернберг вслушивался в мысли археолога и видел смутные обрывки преследующих того снов: утёс у реки, залитый мертвенно-ровным светом, кровь в речной воде… Женщина, сидящая на берегу, укрытая, как белым покрывалом, густым потоком распущенных льняных волос. Археолог видел этот сон как раз перед тем, как обострившаяся болезнь вырвала его из рабочих будней. Женщина поднялась, хмуро взглянула на археолога прозрачными, как вода, холодными глазами и бросила ему под ноги белый камень; когда Кауфман поднял камень, тот стал чёрным.
— Однако же в легендах не упоминается ни о какой женщине, — задумчиво произнёс Штернберг.
Кауфман вздрогнул.
— Вы позволите мне возобновить раскопки? — помолчав, спросил археолог.
Штернберг хотел было соврать, но неожиданно для себя сказал правду:
— Археологам больше нечего делать на Зонненштайне, профессор. Вы там ничего не найдёте. То, что нужно искать, лежит не под землёй.
Плечи Кауфмана опустились. Штернбергу стало жаль его, этого больного старика, столько лет посвятившего делу, которое в конце концов у него отобрали. Вспомнилась «Штральканоне».
— Послушайте, профессор, — вкрадчиво начал он, положив холёную, горячую руку на высохшую холодную руку археолога, — я могу вернуть вам здоровье. Это в моих силах. Если вы хотите — а ваше намерение тут совершенно необходимо…
Под тонкой золотистой кожей его руки голубоватые жилы ветвились как гибкие ростки большого, сильного дерева, а узловатые вены на руке профессора походили на засохшие сучья. Кауфман, помедлив, убрал свою руку, затем поднялся.
— Не пытайтесь откупиться, господин Штернберг. Мне, право же, ничего от вас не нужно.
Тюрингенский лес, окрестности Рабенхорста
16 февраля 1943 года
На сей раз Штернберг вступил на капище словно в свои — ему хотелось думать, что законные, — владения. Теперь Зонненштайн принадлежал ему, и только ему, безраздельно.
Он вновь стоял на алтарном камне и смотрел на часы. Стрелка мерно отсчитывала секунды. Низкое небо нависало над заснеженными верхушками огромных камней, словно бы отодвинувшихся от Жертвенника, удерживавших и подавлявших свою непонятную силу. Скала за рекой казалась гигантским пустым экраном. Однако за обыкновенностью серого дня таилось нечто, с трудом умещавшееся за драпировками обыденности. Штернберг, пожалуй, не удивился бы, увидав сейчас среди мегалитов пару чёрных волков из легенд или беловолосую женщину из сна археолога, бросающую белые и чёрные камни.