— Сколько лет вы думаете продлиться наш мир? — спросил Густав Адольф.
Я задумался. Не говорить же ему, что через семь-восемь лет, а то и раньше, в Европе заполыхает так, что жарко будет даже тем, кто захочет постоять в стороне от всеобщего ужаса.
Я думаю, что для Европы не было в иной реальности более страшной войны, чем Тридцатилетняя. Наполеоновские войны? Нет, там сражались все больше армии, а не шло тотальное уничтожение людей иной веры. Да и перед Францией быстро лапки сложили европейские страны. Даже Вторая мировая война именно что для Европы не была столь ужасной, в статистических данных. Это Советский Союз большую часть ужаса потерь на себе испытал. Население Европы после Тридцатилетней войны уменьшилось более чем наполовину. Некоторые города просто обезлюдили.
И Швеция нужна этой войне, иначе протестанты, даже при поддержке Франции и Англии, проиграют. Именно Густав Адольф наворотил дел на одном из этапов той войны, выключая одного игрока за другим, особенно прошелся по Польше.
Мне нужна слабая Европа, чтобы России быть сильной и играть важную роль в мировых делах. Я не стремлюсь к мировому господству, но лишь к сильной России, участие которой в той или иной политической комбинации было бы решающим, а русского дипломата «облизовали» в любой европейской столице.
Именно тогда мы, русские будем более самобытными, чем в иной реальности. Не нужно будет резко менять менталитет, как это было при Петре и заставлять женщин носить платья, из которых выпадают груди. Пусть Россия остается чуть более целомудренной и не надо будет историкам искать оправдания распутному образу жизни некоторых венценосных особ.
— Скажите, мой венценосный брат, отчего вы сделали ярмарку в Москве? Почему не в Архангельске, куда и прибывают англичане и другие торговцы? Это из-за персов? — задал вопросы Густав Адольф после долгой беседы о сути мирного соглашения.
— Да, вашей стране было бы удобно, чтобы рядом торговали. Однако, вы же проехали с Севера до Москвы, видели, сколь много стало гостиных дворов и ямских станций по дороге. И все они сейчас существуют без денег из казны, а даже сами зарабатывают. Потому что именно в Москву стекаются многие товары. Хотя у нас есть ярмарки в Нижнем Новгороде и Ярославле. И на каждом гостином дворе работают люди, зарабатывая хорошие деньги, — отвечал я.
— И все же вы, уж простите, византиеец, — усмехнулся Густав Адольф.
— Если только чуть-чуть. Русские цари в родстве с византийскими императорами. Ну а я рад, мой друг, что мы решили договариваться. И хотел бы преподнести вам три подарка. Всего три, но вы сами их выберете. А согласование договора оставим на наших подданных, мы то уже все решили. Не зря же они поставлены нами на должности, — я сделал паузу, улыбнулся и продолжил. — А еще я сегодня же дам распоряжение, чтобы отпустили домой, в Швецию, всех солдат, что были под командованием генерала Якоба Делагарди.
— Я Делагарди я оставлю в России послом, — поспешил добавить король.
Мне стоило усилий, чтобы не рассмеяться. Я уже знал, что еще раньше, ребенком, Эбба Браге была обещана в жены генералу Делагарди. Потому-то король и спешил дать генералу назначение вдали от Швеции. Сам Якоб Пунтассон должен быть счастлив от того, что его не на казнь поведут, а оставят послом. Наверняка, Густав Адольф рассчитывает, что таким образом он сможет способствовать разрыву соглашения между родителями Эббы и генералом Делагарди. Думаю, зря он. Короля женят на какой-нибудь девушке, которая принесет, хоть малую толику пользы для государства.
— Пойдемте, мой венценосный брат! — сказал я и жестом указал на дверь.
Я вел короля в свою сокровищницу. Нет, не ту, где лежит серебро и золото, а туда, где я храню многие предметы, кажущиеся мне культурными ценностями. Тут и несколько картин Караваджева, которые не понравились патриарху Гермогену и я их выкупил у русского художника тут же, но в закрытом помещении, куда я не пускаю никого, иные ценности: купленные в Италии, или награбленные в Польше.
Хранятся у меня и особой выделки зеркала в шикарных оправах, малахитовые шкатулки и статуэтки, особо дорогое оружие, которому уготована судьба не рубить и колоть врага, а висеть на стене, отблескивая драгоценными камнями. Ну и многое иное.
Как только будет построено здание музея, все это, сейчас хранящееся в закрытом крыле третьего этажа моего дворца, будет передано на хранение и всеобщее обозрение в музей.
— Правду говорят, что русский император — это воплощение царя Мидаса, — говорил шведский король, рассматривая предметы роскоши, способные стать большими культурными ценностями. — Я возьму вот этот штуцер, а так же шпагу и… Вот этот тряпичный ковер. Это же ваша супруга так вышивает? Отдам ей должное почтение.