Пусть на утро я был себе неприятен, понимал, о наличии есть вероятности, что Агрипине, так звали девушку, вовсе сломал жизнь. Но теперь я чувствовал себя мужиком, а не обиженкой. Однако, в монастырь Ксению не отпущу. Нужно только, чтобы до Гермогена не дошли вести, что я не отпускаю жену в обитель. Этот может и вступиться. Тогда в топку Гермогена!
Глава 3
Глава 3
Москва
18 мая 1609 года.
— Вжух! Дзынь! Вшух! — раздавались звуки на спортивной площадке у кремлевских конюшен.
Уже больше часа я, с испанцем Рамоном Ортис де Отеро, спаррингуюсь на шпагах. Идальго хорош! Очень! Он не мастер, он творец! Казалось, уже понятна картина боя, стиль, а он кардинально все меняет. Только что был виртуозом, с множеством финтом, как, вдруг, меняет тактику, и Рамон уже более груб и рационален в каждом движении. И можно говорить, что так не бывает, что мышцы, связки, наработки и ум человека должны следовать некой системе, определенной школе фехтования. Вот только, Рамон показывал, что все невозможное, возможно. Пока это лучший мой партнер по бою на шпагах.
И что радует, если раньше, когда Ортис де Отеро появился в Кремле и его сразу же показали мне, я неизменно проигрывал испанцу, то сейчас я даю бой. Да, черт его подери! Он все еще сильнее меня и я вижу, порой, чувствую, что мне чуточку, но поддаются, но в одну калитку уже не получается, действенное сопротивление оказываю.
Мы отрабатывали, казалось, в безлюдном месте, на небольшой площадке для фехтования, только в присутствии переводчика. Но это лишь казалось. На самом деле я ощущал немалое количество любопытных глаз, со всех уголков подсматривающих за спектаклем.
— Ты влюбился, Рамон? — спрашивал я у испанца, парируя его ленивый выпад.
Ленивым выпад был лишь с виду, на самом деле, это хитрый с доработкой кисти и стремлением уколоть мою опорную ногу, финт.
— С чего Вы взяли, Ваше Величество? — спрашивал испанец, уже сам перейдя в оборону и отводя мой затупленный клинок от своей груди.
— Много сегодня ошибок совершаешь! Она на тебя смотрит? — выводил я из душевного равновесия Рамона.
Испанец на мгновение замялся, потерял концентрацию и…
— Есть! — возрадовался я, будто ребенок.
Мне удалось провести хитроумную атаку с раскачиваем испанца и резкой сменой удара шпагой. Будь мы не в защите, или, хотя бы с заточенными клинками, то Рамон лишился кисти правой руки. А это что ни на есть — поражение. И хочется верить, что удачная атака произошла отнюдь не из-за того, что испанец отвлекся.
— Ваше Величество, Ваше мастерство растет изо дня в день! — в поддельным восхищением отвесил мне комплимент идальго.
— Ты мне зубы не заговаривай, Рамон, уговор!.. — я усмехнулся.
Переводчику не сразу удалось объяснить идиому про зубы и заговор, но когда испанец все понял, настроение его потускнело.
— Прежде, чем я выполню уговор, могу ли задать вопрос Вашему Величеству? — спросил с хитрым прищуром испанец.
Я кивнул.
— А, если бы я одолел Вас? Вы выполнили бы условие? — спросил Ортис де Отеро.
— Нет, конечно! — усмехнулся я. — Какой правитель станет кукарекать на одной ноге? Но, поверь, Рамон, мои отступные тебе бы понравились.
— Сто рублей? — спросил с надеждой идальго, видимо, уже планируя в будущем стрясти с меня немало ценностей.
— Ну? — деланно возмутился я. — Не так много! Но… думаю, договорились бы. Если тебе платить по сто рублей за каждый мой проигрыш, то никакой казны не хватит.
— Но тогда Вы бы, Ваше Величество, дрались в полную силу, а не поддавались мне… Чтобы не разорить свою державу, — Рамон, явно искушенный интригами мадридского двора, нашел место для лести.
— Я жду! — усмехнулся я, не привыкший к таким словесным кружевам, какие плетет испанский идальго.
Рамон стал на правую ногу, левую поджал, поднял голову к небу и изрек:
— Ку-ка-ре-ку!
Где-то, чуть в стороне, там, где расцветала сирень, послышался сдержанный девичий смех, в унисон с мужским скупым «хе-хе».
— Решу театр образовать возьму тебя актером! — сквозь свой смех, сказал я.
Идальго Рамон Ортис де Отеро насупился. Ну, да! Актеры не в чести, они лицедеи и кривляки, и кабальеро не пристало таким заниматься.
— Раздели со мной завтрак, Рамон! — пригласил я испанца.
— Сочту за честь, Ваше Величество! — после некоторой паузы, сказал идальго.