Через месяц, когда старший мастер-наставник посчитал, что мальцы уже достаточно отоспались и отъелись, для малолетних Псов начался настоящий ад. Да такой, что земля в прямом смысле горела у них под ногами. А начиналось все вполне безобидно – с небольших пробежек и разных физупражнений. Однако со временем нагрузки и сложность упражнений возрастали. Многокилометровые марш-броски уже мог выдержать далеко не всякий подросток, а уж спарринг-бои со взрослыми наставниками-воспитателями и подавно. Уже через полгода состав кадетов первого набора сократился на треть, еще через пяток месяцев – вполовину. Остались самые стойкие и крепкие. От не оправдавших высокое доверие отцов-командиров быстро избавлялись. Куда на самом деле девались бывшие курсанты «Псарни», мальчишки не знали, но догадывались. Вовка однажды спросил об этом Франца. Тот криво усмехнулся и ответил, что их раскидали по близлежащим интернатам для унтерменшей.
– Быдло должно работать, – заявил им старший мастер-наставник, – они вам не ровня!
– Да брешет он все! – заявил один из пацанов после разговора. – Вывели за периметр и пристрелили под забором, как бешеных собак. Чего зря время тратить…
С ним были согласны все мальчишки.
Вовка и Петька, или кадеты-Псы Вольф и Петер, как обзывал их Франц, на дух не переносивший славянские имена, считались на «Псарне» лучшими. Вовка уже давно перестал дерзить воспитателям, убедившись в бесплодности таких попыток. Да и все время увеличивающиеся нагрузки не оставляли времени и сил на дерзости. Но самой нелюбимой повинностью был для кадетов наряд на кухню. Ведь именно там мальчишкам приходилось резать ту многочисленную живность, которая попадала на их стол. Куриный супчик – руби головы петухам, мясной гуляш – режь горло теленку. И попробуй только откажись – в лучшем случае карцер, в худшем – прогонят сквозь строй, свои же собратья-кадеты исполосуют спину шомполами. Поэтому поначалу закрывали мальчишки глаза и рубили петухам головы… Ничего, люди ко всему привыкают, привыкли и они. Год пролетел, словно его и не было. Отметить годовщину «Псарни» Роберт Франц решил своеобразно: выписал с Дальнего Востока, где отчаянно сопротивлялся вторжению Вермахта коммунистический Китай, эшелон военнопленных.
«Хватит пацанам стрелять по картонным мишеням и устраивать показательные бои друг с другом, – решил старший мастер-наставник, – пора натаскивать Псов на настоящую «дичь»!»
– Итак, – торжественно вещал Франц, стоя перед строем подтянутых кадетов, ничем не напоминающих прошлогоднюю толпу малолетних оборванцев, – сегодня мы празднуем годовщину вашей службы на благо Рейху! Вы все доказали, что являетесь настоящими мужчинами! От лица командования благодарю вас за службу!
– Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! – троекратно прокричали ломающимися голосами подростки, выбросив вперед руку в едином заученном жесте.
– Сегодня вас ждет первое боевое крещение, – огорошил кадетов старший мастер-наставник.
По его сигналу на плац перед строем выгнали троих измученных китайцев.
– Эти желтые обезьяны недостойны дышать с нами одним воздухом! – заявил Роберт. – Они должны быть уничтожены! Кадет Путилофф – шаг вперед!
Вольф, терзаясь смутными догадками, вышел из строя.
– Держи, кадет! – старший мастер-наставник расстегнул кобуру и протянул тяжелый «вальтер» Вольфу, предварительно сняв пистолет с предохранителя. – Убей эту макаку! – приказал он воспитаннику.
Вольф зажал рифленую рукоять нагана во вспотевших ладонях так, что побелели костяшки пальцев.
– Смелее, курсант! – произнес Франц сквозь сжатые зубы. – Это же тупая скотина, умеющая только жрать и плодиться со скоростью саранчи! Стреляй!
Пистолет ходил ходуном в вытянутой руке Вольфа. Лоб покрылся испариной. Тяжелые капли пота сбегали по кончику носа и капали на серый пыльный асфальт.
– Не… могу… – выдохнул мальчишка, обессиленно опуская пистолет.
– Вот, значит, как? – удивленно приподнял одну бровь старший мастер-наставник. – Дай сюда пистолет! – жестко потребовал он. – Тебе надоело жить?
– Нет, – опустив голову, бормотал Вольф, изо всех сил стараясь не расплакаться.
– Тогда в чем дело?
– Я… не могу… человека…
– А ведь эта образина тебя не пожалеет! Слышь, ты, китаеза, – обратился Франц к военнопленному, – по-русски или по-немецки понимаешь?
– По-русски мала понимаю, – затряс головой китаец.
– Жить хочешь?
– Оченя хочица. – Раскосые глазки азиата алчно сверкнули.
– Если убьешь сопляка – будешь жить! – громко, чтобы его слышали все, объявил Франц. – Дайте ему оружие!