Глава 4, в которой Мих узнает об аховмедском Логофете и еще больше про Ковчег
Вспомнилась вдруг орчуку фраза, которую папенька его говаривал, поутру холодной водой обливая: "В здоровом теле здоровый дух". Так, вроде, кто-то из древних эльфийцев говорил, Увенал его звали, что ли. Хотя странно, посмотришь на этих остроухих островитян и задумаешься, правда ли кто из них такое придумал? Все толсты, низкорослы, одышливы. Ни стати, ни красоты.
А поговорку Мих вспомнил не просто так, а к месту. Каков бы умен не был Витольд Львович, как бы быстр и ловок, но здоровье ему необходимо подтягивать. Во-первых, питаться правильно и часто. Во-вторых, физической активностью заниматься. В-третьих...
- Ну, господин, возьмите еще, - протянул он резко пахнущую марлю Меркулову, которую им выдал анатомический врач.
- Прошу прощения, - схватил спасительную ткань титулярный советник и судорожно вздохнул.
Дух тут и правду был тяжелый. У непривычного к таким ароматам обывателя обычно через пять минут начинало колоть в висках, через четверть часа голову протыкал железный прут и темнело в глазах. Хотя орчуку было спокойно. К мертвецам он был спокойный, да и особенной впечатлительностью не обладал. А запах? В канавах Никольской порой так смердит, что дух морга может показаться легким цветочным ароматом.
- Прошу вас, пожалуйста, продолжайте, - попросил Витольд Львович, не отнимая марли от лица.
- Так вот, удар произошел снизу вверх, - заунывно забубнил покойницкий врач, которого Меркулов обозвал странным словом "патологоанатом". - Прямо в сердце. Весьма неплохой удар, по моим предположениям, потерпевший скончался мгновенно. Собственно, наносили удар чем-то вроде шпаги, посмотрите, какое крохотное отверстие.
Витольд Львович булькнул и стал белее полотна, а вот Мих напротив, принялся с интересом разглядывать голого аховмедца. Стати тот был необыкновенной, даже будучи покойником - огромное тулово со странным рисунком на нем, крепкие руки (разве что чуть меньше, чем у самого орчука), мощные поднятые в коленях ноги, чуть уходящие назад и заканчивающиеся копытами. Портила общий вид лишь крохотная прореха на груди, уже омытая от крови.
- Что это? - указал Витольд Львович вовсе не на ранение, а на рисунки.
- Наколка нательная, - объяснил врач.
- Это ясно, - Меркулов заволновался и отдернул было руку со спасительной марлей, но тут спохватился и прижал ее обратно. - Что она означает?
- Ну это, Ваше благородие, не ко мне. Я в них не специалист. Еще что?
- Да, тело необходимо доставить сегодня вечером Его Высочеству Бруу То Вайлу для соблюдения аховмедских церемониальных обычаев. Адрес я напишу.
- Сделаем. Все документы мы уже подготовили, только вас ждали, то есть человека по вашему ведомству.
- Ну и замечательно. Позвольте листок бумаги и что-нибудь зарисовать татуировку.
Врач принес ему восковку с огрызком графитного карандаша, и Витольд Львович быстро скопировал рисунок. Мих глянул из-за спины своего хозяина и подивился, насколько похоже вышло - черный круг, а к нему сверху присобачен перевернутый месяц.
- Благодарю вас, - пожал Меркулов руку врачу. Тот в ответ кивнул, замешкался, но протянул ладонь и орчуку.
- Душно там как, - глубоко вздохнул Витольд Львович, оказавшись на улице. Он сложил лист на четыре части и убрал во внутренний карман. - Есть у меня предположение, что один человек может нам пролить свет на этот странный рисунок.
- Ваше благородие... - исподлобья посмотрел Мих.
- Мы же, вроде, договорились без всей это церемониальности.
- А еще, господин, мы договорились, что отобедаем после морга вашего.
- Ах ты, - досадливо всплеснул руками Витольд Львович, вспомнив о данном слове. - Ну пойдем. Вон, смотри, ресторация.
И правда, через улицу на них смотрели витрины "Серебряного якоря". Швейцар при входе недоуменно покосился на босые ноги Миха, но далее оглядел орчука полностью, осмотрел его сопровождающего и открыл дверь. Из-за относительно раннего времени - до обеда было еще далеко - народу внутри почти не было. Лишь несколько богатых студентов, из тех самых повес, которые являются богатыми отпрысками, но каждый день упражняются не в получении знаний, а в спускании родительских денег.
Витольд Львович, полный тревожных дум, сел за ближайший столик, а орчук не без определенных трудностей, заключавшихся в огромных размерах тела, присоединился к нему. Тут же к ним подскочил лощеный официант, с зализанными волосами и вздернутыми кверху тонкими усиками.
- Прошу-с, меню, - вручил он им по картонке и удалился, чтобы издали перешептываться с такими же холуями о странных посетителях.
Миху было хоть и неловко, но он все же постарался обособиться от направленных на него взоров и заправски, точно каждый день на протяжении последних тридцати пяти лет этим и занимался, стал читать картонку.
- Консоме из дичи
- Пирожки: диабль-пай, буше, волованы, гренки
- Филе с трюфелями
- Осетры разварные и лососина
- Зелень
- Жаркое из дичи и индейки
- Эльфарийский розбив с гарниром
- Стерляди паровые
- Фломбер ананасное с маседуаном
- Фрукты
На напитки даже смотреть не стал и без того тошно стало. Нет, конечно, подобное чтение аппетит расшевелило, орчуку даже захотелось попробовать всяких необыкновенностей, но вместе с тем родился страх опростоволоситься. К слову, из всех перечисленных пирожков он знал только гренки, то бишь попросту хлеб с яйцом обжаренный.
- Господин, - наклонился он вперед. - Вы уж заказ сделайте, а то для меня тут половина слов будто на гоблинарском написаны.
Меркулов согласно кивнул и деланно непринужденным жестом подозвал официанта.
- Любезнейший, мне и моему другу волованов четыре порции, эльфарийского ростбифа... три порции, стерлядей паровых по две и фломбер один. Я сладкого не приветствую, - объяснил Меркулов Миху.
- Апперетиву не желаете? - Склонился над господином официант.
- Минеральной воды, - ответствовал титулярный советник.
Официант несколько скривился, но исполнил все в лучшем виде. А всего через треть часа, когда Мих уже заметно заскучал, началось действо.
Как выяснилось, по две порции Витольд Львович брал орчуку. Лишь волованов, смешных махоньких корзинок с начинкой, удивительно нежных и тающих во рту, взял вдоволь. Хотя Мих и не заметил, как смолотил их. Но то баловство. Вот ростбиф (и с какого ляду вдруг эльфарийский), поданный с зеленью, хреном, капустой и горошком, да еще в двойном размере, уже проходил в желудке орчука по вполне серьезной статье. А за ними еще и стерлядки отправились, опять же, сложенные не раз, благодаря щедрости хозяина. Но вершиной всего обеда стал тот самый загадочный фломбер - крохотная фигулька, но вкуснющая до безобразия.
- Ну что, Михайло, наелся? - Спросил Меркулов, вытирая рот салфеткой.
- Наелся, господин, - больше всего орчуку сейчас хотелось ослабить ремень и развалиться на стуле. - Давненько так не откушивал.
- Вот и ладно. Теперь мы можем ехать в Императорский Моршанский университет?
- А на что он нам?
- Там должен быть человек, который сможет нам помочь, если, конечно, он еще преподает.
И обед, по мнению Миха, уже вполне прошел самым лучшим образом, пока Витольд Львович не стал расплачиваться. Глядя на шуршащие банкноты, к горлу орчука подступил ком, казалось, со всей той едой, которую он проглотил. Уже оказавшись на улице, потомок ордынских кочевников не стал сдерживаться и возмутился.