— Не просто хорош, — задумчиво ответила Полли, вырвав меня из волшебного мира. — Я бы сказала, это второй Тарковский. Самородок, и причем знаешь откуда? Из нашего же вуза, тоже пилотом был. Только с ним кое-что случилось, на летной практике… И, так скажем, психика его пошатнулась.
— Да ладно? — нахмурился я, перебирая в памяти самые разные местные легенды, но не понимая, о какой из них именно идет речь. — А что потом, списали?
— Конечно, — Кэт выдохнула дым и потушила сигарету в пепельнице, хитро запрятанной прямо возле окна. — Но не думаю, что он об этом жалеет. Вот только что странно — в те же дни еще с одним парнем беда приключилась, та самая, что заставила его стать охранником у нас. Такой молодой, видел его?
— Вы про Андроида, что ли? — брякнул я, не особенно раздумывая.
— Ты первый, кто угадал так с ходу! — воскликнула Полли, делая глоток из своей кружки.
Я последовал ее примеру и обжег язык.
— Очень вкусно, только горячо. Спасибо, — вымученно улыбнулся я девушкам.
Кэт хихикнула и слезла с подоконника. Мягко ступая по полу, она вернулась к нам и опустилась в лежак напротив экрана:
— Что же, тогда отмотаем к началу? — предложила Кэт, а затем потянулась к компьютеру, с которого проигрывался фильм. — Раз уж Вер добровольно согласился на пытку, то пусть вкусит ее с первой минуты.
Напиток в моей руке становился все менее обжигающим. Делая глоток за глотком гранатового глинтвейна, мы с Полли и Кэт погрузились в фильм…
***
Он рассказывал о судьбе девушки-писательницы, которая, по всей видимости, пребывала в творческом кризисе. Разумеется, действие происходило в Петербурге, а где же еще писателям страдается так сладко? Сидя в четырех стенах, она первые минуты фильма только и делала, что жалела себя, но выглядело это чертовски эстетично, надо признать. И актриса с огненно-рыжими, по-бунтарски торчащими кудрями, рассыпавшимися по узким девичьим плечам, довольно здорово вжилась в роль.
День рождения Леси, главной героини, омрачился тревожной новостью: на АЭС в закрытом городе, где жил ее отец, случился взрыв. Тот, будучи пожарным, уехал на вызов (о чем я догадался лишь по наводке Полли), оставив дочери записку с предложением найти подарок… А вот дальше начался «какой-то сюр», как бы прокомментировала Рина. Она была любительницей копировать устаревшую лексику, и мы часто шутили, что у нее даже словарь из секонд-хенда.
Собственно, дальше сюжет как будто разбился на множество осколков, которые чередовались меж собой в разной последовательности так стремительно, что я вконец запутался уже минут через десять. Приняв волевое решение более не думать, я стал внимать монологам и мелькавшим кадрам, не особенно сетуя на пробегавшие перед моими глазами упущения смысла.
Фильм, при всем декоративном аскетизме и практически полном отсутствии массовки, выглядел по-любительски просто, но достоверно. Я погружался в каждый кадр и высидел, почти не отвлекаясь, до последней минуты… И все же, когда он закончился, я вздохнул с облегчением.
— Как тебе, Вер? — ухмыльнувшись, пробормотала Кэт. Ее карие глаза блестели в теплом свете гирлянды. Девушка смотрела на меня, как на мышку, с которой забавлялась перед трапезой. К горлу подступил комок, и я секунд тридцать пытался безуспешно от него избавиться.
— Такого я еще не видел, конечно… — наконец, перестав бороться с комком, я почесал голову. — Даже не знаю, понравилось или нет.
— Как не знаешь! — воскликнула Полли, артистично недоумевая. — Не может быть такого. Фильм — как человек. Либо твой, либо нет. А отмазки вроде «на разок» равны «как-нибудь еще увидимся», когда уже решено, что ваша встреча была первой и, вероятнее всего, последней.
— Это вы так парней отшиваете? — нахмурился я, допивая остатки своего уже остывшего глинтвейна.
— Не только их, — усмехнулась Кэт.
Они заговорщицки подмигнули друг другу.
— Хм, ну тут, кстати, поспорю, — призадумавшись на счет слов Полли про фильм, выдал я. — Не всегда человек с первой встречи нравится. Кто-то же постепенно раскрывается.
— Постепенно раскрывается тот, кто изначально тебе интересен, даже если ты этого не признаешь, — парировала Полли. — А когда что-то внутреннее вопит: «Стоп! Стоп! Сто-оп!», никакие вторые шансы не срабатывают.
Я даже не нашелся, что ей на это возразить, ибо так глубоко в себе не копался. Какое-то время я заглядывался на переливы теплого света гирлянды, обрамлявшей все стены комнаты девчонок.