За поворотом от хушхоны и налево находится служебное помещение начальника отдела ГАИ области. В этом служебном помещении Джоджон Авзуров в окружении телефонов и бумаг. На столе его громоздится и смердит открытый резной ящик с сигаретами, и Джоджон, обдумывая какую-то проблему, часто высыпает их на стол, молча складывает в штабеля. Так было и сегодня, но сегодня он вдруг вскидывает голову и сам себе говорит:
— А что, если бросить наконец курить, да и для телевизионщиков это будет хороший пропагандистский кадр.
Минут сорок Джоджон о чем-то напряженно думал. Когда он наконец встал, на столе осталась выстроенная из сигарет могила, причем православная, с крестом.
«Так им будет наглядней», — решил Джоджон.
В этот момент раздался звонок телефона, и, когда Джоджон взял трубку, голос абонента оказался хотя и мелодичным, но таким ответственным, что через десять минут Джоджон входил уже в огромный кабинет заместителя председателя исполкома.
— Здравствуйте, — сказал Авзуров, приложил руки к груди, поклонился…
Он шел по большому кабинету к большому столу.
За столом, глядя на него приветливо, расположилась дама с университетским значком прямо на сарафане. Перед ней-то, перед зампредом, и предстал собственной персоной начальник ГАИ области Джоджон Авзуров.
Она ответила ему на приветствие и сказала:
— Джоджон-Шо, дорогой, мы знаем вашу нелегкую работу, поэтому решили дать вам несколько дней на отдых.
Джоджон, который уже успел сесть на краешек стула, вскочил:
— Увольняете?
— Помилуйте, Джоджон, вечно вы что-то выдумываете. Просто знаем, никто, кроме вас, нам помочь не сможет. Вы всю жизнь живете на Памире, а тут, понимаете, телевидение приехало. Ну, помимо всего прочего снежного человека ищут. Смешно, но вы сами сегодня утром обещали им показать. Теперь вот надо бы вам их сопровождать, сами понимаете, горы, снежные люди, поезжайте с ними, с начальником управления договоренность есть, — и она широко и приветливо улыбнулась.
— А кто будет смотреть за порядком на дорогах? — улыбнувшись, но печально, спросил Джоджон.
— Джоджон, — укоризненно сказала женщина, — если бы так уж необходимо было именно теперь смотреть за порядком на дорогах, ваш начальник не предложил бы нам вас как лучшую кандидатуру. Ну, добро?
Она встала и протянула Джоджону руку.
Джоджон вяло пожал руку и собрался было входить, открыл уже дверь, но женщина сказала:
— Не волнуйтесь, Джоджон. Вы воспитали хороших учеников. Думаю, ничего страшного за эти три-четыре дня не произойдет.
— Страшного, конечно, не произойдет, но я же не альпинист.
И он вышел на улицу, размышляя, что бы это могло быть за предложение.
Джоджон шел по улице, потом остановился и громко, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Чего не сделаешь, чтобы угодить женщине, даже если эта женщина представитель высшей государственной власти. А что до телевизионщиков, то не будь я гаишником из Рушана, если я не покажу им такого снежного человека… — И Джоджон энергично разрубил ладонью вкусный памирский воздух.
Когда стемнело, цепочка людей, экипированных по последнему слову альпинистской техники, перебралась через овраг. Мужчины еле дотащили мешки и треноги, телеаппаратуру и осветительные приборы, гитару. Позади всех шел и последним дошел Джоджон. Он был в гражданской одежде.
У него было плохое настроение. Начальник экспедиции за снежным человеком, он же режиссер телевидения, его не узнал. Джоджону, как любой начинающей кинозвезде, это было обидно. А цепочка в это время остановилась перед развилкой. Обе тропинки справа и слева, огибая глыбу, вели вверх. Наверху блестел снег. И семь участников предприятия и Джоджон думали о том, как идти дальше.
— Эй, проводник, — вдруг как-то по-колонизаторски закричал начальник экспедиции, — куда идти?
Джоджон таким обращением, естественно, остался недоволен. Но быстро взял себя в руки, даже стал говорить нарочно с акцентом.
— Сей минут, начальник, — скоморошествуя, сказал он, подбегая. — А куда надо?
Начальник, может быть, потому, что был режиссером телевидения, не понял иронии.