— Не для протокола можно? А?
— Нет. Но думайте, я из вас признание не вымогаю…
— Говорит: «Подержи у себя — отблагодарю».
— Отблагодарил?
— Не успел.
— А если б успел, взяли бы?
— Бутылку взял бы.
— А деньги?
— Да что я, нищий? Я оттуда привез, пока хватает, надеюсь, вернут их мне, когда разберутся.
— А потом?
— Что потом?
— На работу думаете устраиваться?
— Уж не вы ли поможете? Меня уже вон в трех местах отфутболили. Сторожем не доверяют, слесарем не доверяют, давайте тогда министром.
— Не надо так, Степанюк. Кстати, кто вам отказывал?
Степанюк назвал организации. Среди них была и база ремсельхозтехники. Я записал в блокнот.
Степанюк молчал.
Я помолчал тоже. За окном слышался тревожный шум тополиной листвы на ветру.
— Меня один завмаг пообещал устроить на работу на хлебозавод, там директором Масленников, за это и попросил подержать дома бумаги и деньги. А что делать? С чертом свяжешься, чтобы на работу взяли…
— Зайдите в ремсельхозтехнику, оформитесь на работу. Документы с вами?
— Со мной. К вам же ехал.
— Вот и отлично, я позвоню туда… А завмаг — это не Камоликов?
— Он. Откуда знаете?
Вместо ответа я подошел к сейфу, открыл его, вынул нож, изготовленный Степанюком, с черепом на рукоятке, и положил его на стол.
— Узнаете?
— А как же, узнаю. Штук двадцать таких сделал.
— И все с черепом на рукоятке?
— Все. Не верил я тогда ни во что. Меня по первому моему делу — я булку стянул, есть очень хотелось — даже не допрашивали. Мне тогда шестнадцать было, я больной валялся, на суд привели, а я и не помню ничего, жар был большой и лихорадило. Ну, потом сказали, что суд меня засудил… Так и пошло.
— А сейчас верите?
— А вы что, хотите, чтобы я для вас нож с цветком сделал?
Степанюк ушел.,
А я, недовольный допросом и собой, созвонился с базой ремсельхозтехники и очень любопытно побеседовал с главным инженером. Еле убедил перестраховщика, что именно трудоустройство степанюков наставит их на путь истинный, а не постоянные отказы.
В итоге тот пообещал мне сегодня же оформить Степанюка на работу.
После разговора со Степанюком я забыл выключить магнитофон. И мои слова с перетрусившим главным инженером ремсельхозтехники тоже оказались записанными умной машиной. Я прослушал их и дал себе слово: во-первых, разговаривать с людьми мягче и убедительней, а во-вторых, не быть впредь забывчивым.
— К вам посетительница, — доложила Таня, — говорит, что по депутатскому вопросу.
— Очень рад, — ответил я.
В кабинет вошла симпатичная бабушка в плюшевом черном жакете. В руках у нее была большая дерматиновая сумка с лямками, на голове кашемировый платочек в цветах. На лице поблескивали, как искорки, живые глаза.
Я поздоровался и усадил ее в кресло. За год работы прокурором района я уже понял, что такие люди редко приходят с серьезными делами — иногда посоветоваться, а чаще, что называется, поговорить по душам. Но не будешь же выгонять или перебивать пожилого человека? Тем паче я только что дал себе слово быть с людьми помягче. А тут — старушка.
Прежде чем мы добрались с ней общими усилиями до сути дела, прощло довольно много времени, и я ждал звонка от старшего следователя Скворцова, после которого должен был сразу же уйти. Поэтому я немного нервничал.
Старушка рассказала мне, что живет в рабочем поселке Ольховка, в шести километрах от райцентра, ездит каждый день еще за двадцать километров на электричке к сыну: у него недавно померла жена. Сын целый день на работе, и пока не с кем оставлять дома малолетнее дитя. А еще я узнал, что до электрички она добирается на автобусе и что это очень удобно — электричка уходит через двадцать минут после того, как автобус подвозит ее к станции, — а обратно она ходит пешком. Последний автобус от станции отправляется в сторону Ольховки по расписанию как раз в то самое время, когда подходит электричка, и старушка на нее не успевает.
— Летом еще ничего. А осенью как развезет — Да и зимой, наверное, в полной темноте по вьюге через поля, сугробы, через лес, если по прямой, плохо будет.
— А более ранней электричкой вы не хотите ездить?
— Так ведь, милок, сын же на работе, дите с кем оставить? Его оставишь, а он вона пожару наделает. Ракету на Марс запускает… К себе пацана взять — сына в горе обездолить. Да ты не думай, — поспешно добавила она, — не обо мне одной речь. За себя бы не пришла от дела отрывать. Все, кто там работает, все едут домой этим самым поездом, человек тридцать, и все потом пехом, кто куда: кто на новостройки, кто в Ольховку, а кто и подальше еще. Мы и деньги шоферу собирали, чтоб ждал, потом в исполком написали.