Я признался, что у меня были более насущные дела.
– Чудно, значит мы спустились, плохо себе представляя, мы ли кого ловим или наоборот. К тому же… – стал оскорбительным тоном выговаривать мне Мелани. – Смотри!..
Мы стояли наверху небольшой лестницы. Опустив фонарь, можно было разглядеть, что ее ступени очень аккуратно выдолблены в камне. После минутного раздумья аббат вздохнул:
– Не имею ни малейшего понятия, что нас ждет там. Ступени ведут прямо вниз. А если кто-то уже знает, что мы здесь? Не так ли? – прокричал он, склонившись.
Темнота ответила громогласным эхом. Я вздрогнул. Мы стали спускаться.
Лестница закончилась выложенной плиткой площадкой. Судя по тому, каким эхом отзывались наши шаги, мы оказались в неком просторном подземном зале вроде грота. Аббат поднял фонарь и поводил им из стороны в сторону. В свете прорисовались две большие кирпичные арки в стене, верхняя часть которой терялась во мраке, а между ними проход, к которому мы и устремились, хотя и против своей воли, на шорох.
Стоило нам остановиться, и вновь вокруг воцарялась тишина, которую нарушало лишь многократное чиханье Атто, от которого чуть было не погас огонь в лампе, служившей нам светильником. И тут я снова уловил шорох слева от нас.
– Слышал? – тревожно спросил Мелани.
На этот раз какое-то шуршание чуть дальше. Атто знаком велел мне застыть на месте, после чего, вместо того чтобы шагнуть в проход, зиявший перед нами, метнулся на цыпочках к правой арке, куда не достигал свет фонаря. Я держался начеку, страх продирал по коже. Вновь все затихло.
Как вдруг снова шорох, все ближе, ближе и вот уже прямо у меня за спиной. Я резко обернулся. Слева от меня метнулась тень. Я бросился к Мелани, скорее ища защиты, чем желая предостеречь его.
– Не-е-ет, – простонал он, чуть только свет вырвал его из темноты.
Из чего я заключил, что он затаился в засаде, а я его выдал. Бесшумно пробежав несколько пядей влево, он присел на корточки. Серый силуэт подскочил и оказался между нами, пытаясь прорваться и очутиться подальше от стены с арками.
– Держи его! – крикнул аббат и стремглав бросился вдогонку.
Тот, кого он имел в виду, вдруг покачнулся и как будто упал. Я наугад бросился вперед, моля Бога, чтобы Атто повезло больше меня и он первым настиг его.
И вот тогда-то на меня с оглушительным грохотом обрушился град из каких-то больно ударяющих предметов. Я был буквально сбит с ног и погребен под ними. Тут-то и удалось разглядеть поближе, из чего состояла вся эта вонючая мерзость, завалившая меня, которая к тому же издавала гнуснейшие звуки: скрежет, треск, скрип. Это были черепа и человеческие кости – челюсти, ключицы, ребра вперемешку с нечистотами. Я был скорее мертв, чем жив, но тут ко всем этим звукам примешался еще один – какое-то адское не то мычание, не то завывание, – разгадать природу которого у меня уже не хватало духу. Да и что-то мешало мне как следует видеть. Как я теперь понимаю, это был скелет, словно подвешенный в пустоте и взиравший на меня с угрожающим видом. Я пытался кричать, но из моей глотки не доносилось ни звука. Силы покинули меня, и в ту минуту, когда я в последнем усилии мысленно обратился к Господу с молитвой о спасении своей души, словно во сне послышался твердый голос аббата:
– Довольно, я тебя вижу. Не двигайся или я стреляю.
Мне показалось, что истекло немало времени (на самом деле всего несколько минут), прежде чем зычный голос вырвал меня из лап бесформенного кошмара, в который погрузился мой помутившийся рассудок.
Не без тени тревоги и как бы со стороны наблюдал я за тем, как чья-то рука приподняла мою голову, пока кто-то еще (третий?) освобождал мое бедное бренное тело из-под жуткого завала. Я невольно дернулся, устраняясь от услуг неизвестного, но поскользнулся и стукнулся головой об одну из частей скелета, источающую смрад. Желудок мой перестал мне повиноваться, и весь мой ужин в два счета был выблеван. Незнакомец чертыхнулся: насколько я мог заметить, язык, на котором он изъяснялся, напоминал мой родной, итальянский.
Я все еще плохо соображал, когда милосердные руки аббата Мелани подхватили меня под мышки.
– Держись, мой мальчик.
Он помог мне встать на ноги. В слабом свете фонаря я различил незнакомца, одетого во что-то, напоминающее монашескую рясу, и склонившегося над моими кишечными извержениями, смешавшимися с человеческими останками.
– У каждого свои сокровища, – усмехнулся Атто.
В руках он держал небольшое орудие, насколько я мог видеть, полированный деревянный ствол со сверкающим металлическим наконечником. Оно было направлено еще на одного персонажа, одетого так же, как первый, и сидящего на обломке то ли изваяния, то ли колонны.
Приглядевшись, я был немало поражен его лицом, если вообще слово «лицо» применимо к этой симфонии кожных складок, этому концерту наростов и напластований, этому мадригалу морщин, которые были согласны меж собой лишь оттого, что очень уж замшели и утомились, чтобы восстать против принудительного сожительства. Серые недоверчивые зрачки плавали в красных белках глаз, придавая целому один из самых устрашающих видов, которые мне доводилось когда-либо лицезреть. Острые каштанового цвета резцы, достойные адских видений Мелоццо да Форли[86], довершали картину.
– Знакомься, мастера по добыванию мощей из склепов, знатоки катакомбных реликвий, виртуозы могильного промысла, – с отвращением произнес аббат. – Могли быть чуточку повнимательнее и не пугать приличных людей, – бросил он им, опустив пистолет, с помощью которого удерживал на месте одного из незнакомцев, а затем в знак добронамеренности и вовсе убрав его в карман.
Пока я отряхивался, пытаясь подавить вновь подкатившую к горлу тошноту, мне представилась возможность разглядеть и второго субъекта: он как раз поднял голову. Разглядеть – громко сказано, поскольку на нем был грязный балахон с необъятными и длиннющими рукавами и капюшоном, почти полностью скрывавшим лицо. В щель, образовавшуюся между краями капюшона, было видно немногое и то лишь когда мрак слегка редел. Да так оно было и к лучшему, поскольку в результате пытливого вглядывания я различил наличие, во-первых, одного глаза, наполовину закрытого бельмом, и другого – с непомерно раздувшимся и вылезающим из орбиты глазным яблоком; во-вторых, носа, обтянутого желтоватой лоснящейся кожей и очень напоминающего огурец; и в-третьих, рта, чье местонахождение можно было установить разве что по нечленораздельным звукам, изредка оттуда доносившимся. Две крючкообразные кисти с длинными ногтями, столь же дряхлые, сколь и сильные, поочередно выступали из рукавов балахона.
Аббат обернулся ко мне и перехватил мой испуганный и исполненный вопрошания взгляд. Знаком указав одному из двоих, которому страх как хотелось обрести свободу, что он может присоединиться ко второму, роющемуся в зловонной куче, аббат промолвил:
– Ну не диво ли, на постоялом дворе я то и дело чихаю, тогда как здесь, среди этой грязи и пыли, чихнул всего-то раз или два – Атто тщательно отряхнул рукава и плечи и принялся пояснять мне: – Два любопытных существа, с которыми мы столкнулись, принадлежат к жалкой и, увы, пополняющей свои ряды ораве тех, кто по ночам проникает в бесчисленные римские подземелья в поисках сокровищ. Но не драгоценностей и не античных статуй, а реликвий святых и мучеников, которыми кишели некогда, да и сейчас еще катакомбы и могилы, рассеянные по всему городу.
– Что-то я никак не возьму в толк, разве позволено выкапывать из могил что бы то ни было? – прервал я его.
– Не только позволено, но и поощряется, – с иронией в голосе отвечал аббат. – Поселения первых христиан рассматриваются как богатая в духовном отношении почва и место охоты ut ita dicam [87] для возвышенных душ.
В свое время святой Филипп Нери[88] и святой Карло Борромео[89] имели обыкновение предаваться в катакомбах молитве, – напомнил мне аббат. – А в конце прошлого века один отважный иезуит, некий Антонио Бозио, забрался в самые потаенные уголки Рима и исследовал все подземелья, сделав массу открытий и описав их в книге «Roma Subterranea»[90], принесшей ему заслуженную известность. Примерно в 1620 году папа Григорий XV постановил, что надлежит извлечь из катакомб бесценные останки святых и разместить их в храмах всего христианского мира, возложив эту священную задачу на кардинала Крещенци.
86
Мелоццо да Форли (наст. имя Микелоццо делли Амброджи, 1438 1494) – итальянский художник, мастер перспективы и техники ракурсов и монументального стиля. Многие его полотна находятся в Ватикане
88
Святой Филипп Нери (1515—1595) – итальянский священник, основатель Оратории (1575). Объединил католиков для похода на Рим во времена контрреформации
89
Святой Карло Борромео (1538—1584) – миланский кардинал и архиепископ, пекущийся о нравственном уровне духовенства, основатель «Золотого Борромейского союза» – семи швейцарских кантонов для защиты католической веры. Канонизирован в 1610 г